Господин Ганджубас

Мы с Джулианом стали замечать возле дома странных людей, которые подолгу сидели в машине, читая газеты. Как-то раз, когда я завтракал у Илзе, пришел полицейский в штатском и известил меня, что в нашем доме идет обыск и требуется мое присутствие. На Парадайз-сквер десять лучших ищеек Оксфорда разбирали дом на кусочки. Стива Балога уже отвезли в полицейское отделение, потому что нашли у него в кармане кусочек сахара. Полиция решила, что это ЛСД, тогда уже незаконный. На самом деле это был обычный сахар, прихваченный Балогом в столовой первокурсников. В моей комнате потолок, ужасно обветшавший со времен пожара, обвалился, все трубы были вырваны из стен. Один из полицейских демонстрировал косяк марихуаны, якобы найденный в пепельнице. Моя физиономия выражала полное недоумение. Полицейский сказал, что забирает косяк на экспертизу. Все принадлежащее мне и Джулиану тщательно описали.

Декан умудрился вытащить Балога из-под стражи, однако потребовал, чтобы мы явились для допроса в полицейское отделение. На допросе мы отпирались от всего. Полиция была разочарована, но, поскольку ничего уличающего, кроме косяка, не обнаружилось, нас отпустили. Декан сказал, что мы едва спасли свои задницы, а впереди выпускные экзамены. «Беритесь за дело и не вздумайте больше курить марихуану с городскими хиппи!»

Наставление было здравым, мы приняли его и твердо решили заниматься. Этому способствовало и то, что жильцы-хиппи неожиданно съехали. Они чудом не попали под налет и больше не хотели полагаться на удачу. Мы с Джулианом начали старательно заниматься. Что делал Балог, не помню. Илзе присоединилась к нашей интенсивной подготовке. Все пасхальные каникулы мы повторяли, а точнее, учили материал. Прекратили даже курить марихуану по будням.

Следовало также завершить многомесячные практические эксперименты, пока я еще мог пользоваться университетскими лабораториями. Иначе я не получил бы степень. Одалживая у сокурсников тетради, я при попустительстве лаборанта-экзаменатора, который закрывал глаза на многое, утаскивал учетную карточку и заполнял пустые графы.

Так продолжалось до выпускных экзаменов. Иногда мы делали перерыв, чтобы сыграть партию в настольный футбол или нажраться. Дня за три до экзаменов мы носились по дому, перестреливаясь из водяных пистолетов. Я и не заметил, как напоролся босой ногой на ржавый гвоздь. Где-то через час моя нога побагровела. Джулиан с Илзе отвезли меня в медпункт Радклифф, где меня накачали пенициллином, болеутоляющим и выдали пару костылей. Я ушел оттуда, неспособный ни ходить, ни думать.

В первый день выпускных экзаменов меня отнесли в зал и усадили за стол так, чтобы больная нога оставалась в горизонтальном положении. Я продрался через первые три работы, но не был уверен, не напортачил ли там. Боль неожиданно спала, и следующие три работы дались мне гораздо легче.

Вскоре после этого мы все отправились по домам. Через несколько недель меня вызвали на устный экзамен, который обычно использовался для разрешения спорных случаев. Мне не сказали, какую границу я перешагивал.

В это самое время моя шестнадцатилетняя сестра попала под машину в Стратфорде-на-Эйвоне, где проводила каникулы с родителями. Когда отец увидел, как она лежит на улице, истекая кровью, вся вера в Бога, которая у него была, исчезла в тот же миг. Линда выжила, но находилась в критическом состоянии. Только чудо могло снова поставить ее на ноги. Я примчался из Уэльса к ее кровати в больнице Уорик и горько плакал при виде хрупкого израненного тела. Ни родители, ни я так никогда и не оправились от отчаяния и печали, которые пытали нас в то лето 1967 года. Ничто не ранит сильнее боли того, кого любишь. Моя сестра выкарабкалась. Наплевав на прогнозы, после нескольких месяцев на костылях начала ходить. Она вынесла свое испытание с честью.

В экзаменационных аудиториях вывесили результаты испытаний. Я заработал четверки и был счастлив. Илзе и Джулиан тоже получили четверки. Странно, но в том году ни один студент-физик не сдал экзамены на «отлично». От этого мое довольно заурядное достижение казалось более впечатляющим. Наверное, я был единственным физиком — выпускником Баллиола, который радовался четверкам. Я был доволен, что вовремя спохватился. И лелеял надежду, что больше не свихнусь.

МИСТЕР МАРКС