Господин Ганджубас

Я проштудировал все соответствующие законы в юридической библиотеке американской тюрьмы Терре-Хот. В соответствии с Шестой поправкой к Конституции США свободой апеллировать к судам обладали все заключенные. А потому в каждой тюрьме заключенным предоставлялись своды законов, пишущая машинка и возможность излить душу на бумаге. В течение нескольких лет я зарабатывал, составляя для других заключенных прошения в суды США. Я достиг в этом некоторых успехов и даже прослыл знатоком законов, но не имел ни малейшего понятия, что, черт возьми, могли сделать или сделают службы иммиграции. Я не знал никого, кто бы попал в подобную ситуацию. Я очень боялся крючкотворов. Могло случиться что угодно. Я рисковал угодить в кубинские нелегалы.

— Заходи, Маркс. Ты в состоянии достать паспорт и заплатить за билет? Если так, ты можешь избежать судебных разбирательств и покинуть Соединенные Штаты сразу по окончании срока 25 марта.

Какой прекраснейший человек!

— Распишись здесь, Маркс.

Я никогда еще ничего не подписывал так быстро. Подписанное я прочитал позже. Я имел шанс избежать судебных процедур при условии, что раздобуду паспорт и билет в течение тридцати дней. Я знал, что Боб Гордон из британского консульства в Чикаго уже выслал специальный паспорт, а многие из моих друзей и родственников были готовы заплатить за мой билет.

— Купи себе билет с открытой датой вылета в один конец за полную стоимость из Хьюстона до Лондона на рейс «Континентал».

— Я сижу в карцере, и мне не разрешено звонить, — сказал я, — и марок не достать.

— Не беспокойся. Я поговорю с начальником карцера. Твои телефонные звонки сэкономят правительству Соединенных Штатов несколько тысяч долларов. Он согласится. Спроси его, когда вернешься.

С каких пор эти люди стали экономить деньги?

— Вы не могли бы снять меня на паспорт? — спросил я. — Может быть, те фотографии, что я отправил Бобу Гордону, не подойдут. Запасные никогда не помешают.

Вооружившись фотографиями и заверенным документом, я почувствовал себя значительно счастливее, впервые за долгое время. На меня надели наручники и отконвоировали обратно в карцер. Встречал меня начальник.

— Слушай, Бритиш. Мне насрать, что сказали эти долбоебы из иммиграционной службы. Я в этом гребаном месте главный, а не они. У тебя будет один гребаный звонок в неделю, первый — в следующее воскресенье. В понедельник можешь попросить у консультанта несколько марок. Я этим не занимаюсь. А теперь вали отсюда!

Злой и разочарованный, но не сильно удивленный, я вернулся в камеру. Охранник дал мне пару марок. Я написал консулу.

После двух дней йоги, медитации и гимнастики я снова услышал, как из-за двери сказали:

— Руки за спину и в щель!

— Куда меня ведут?

— В Оукдейл-2.

— А где я сейчас?

— В Оукдейле-1.

— А в чем разница?

— Оукдейлом-2 управляет Служба иммиграции. Тебя оттуда депортируют.

Услышав такие новости, я почувствовал себя на вершине мира. До конца заключения оставалось еще две недели. Они что, намерены побыстрее выдворить меня из страны?

Но не успели надеть наручники, как примчался матерящийся начальник карцера с криками:

— Засуньте этого урода обратно в его гребаную камеру! Он нужен заместителю начальника тюрьмы.

Через несколько минут я заметил чье-то недреманное око в глазке.

— Тут журналисты из английской газеты. Хотят взять у тебя интервью. Будешь разговаривать? — рявкнул помощник тюремного начальника.

— Конечно нет!

Как они узнали, что я здесь? Пронюхали, что меня выпускают? И если они в курсе, то кто еще? Не намечается ли международная буря протеста, поднятая DEA, Управлением таможенных пошлин м акцизных сборов Ее Величества, Скотленд-Ярдом и прочими правоохранительными органами, которые так старались упечь меня за решетку до конца жизни? Заместитель начальника тюрьмы протолкнул лист бумаги под дверь.

— Подписывай! Здесь утверждается, что ты отказываешься давать интервью.

Я подписал. Мне нельзя было высовываться, а жаль. В целом журналисты писали о моем тюремном заключении в Америке с сочувствием. Их симпатии, однако, могли заставить власти воспрепятствовать моему освобождению. Я не мог рисковать. Я просунул лист под дверь. Стоявший за дверью удалился, а затем я вновь услышал шум шагов.

— Руки за спину и в щель!