— Понятно, — сообразил Агеев, что всадник из меня еще тот. — Тогда буду ждать вас в коляске у входа в гостиницу в десять утра.
Утром мы были на полигоне. Погода была так себе, накрапывал обычный питерский дождичек, глинистая земля набухла от воды и солдаты суетились, посыпая песком проложенные дорожки, дабы их высокоблагородия и превосходительства свои начищенные сапожки не замарали и не поскользнулись. Я был в своих «берцах XIX века», то есть в высоких английских шнурованных ботинках на толстой рифленой подошве, поэтому по грязи не скользил. Панпушко метался, отдавая распоряжения и все самолично проверяя, в то время как полигонные командиры роты и батареи прятались от дождя под навесом для гостей. Но к 12 небо прояснилось и дождь прекратился, как по заказу, послышался крик наблюдателя с вышки: «Едут!»
Тут же появились, как чертики из табакерки, полигонные командиры в сухой и чистой парадной форме, построили свои команды и встали для «встречи справа». Выгвазданных в грязи солдат прогнали в казарму и вперед выставили чистых и сытых на физиономию солдат и унтеров.
Показались, блестя эполетами, генералы и их многочисленная свита, раздалось «здрав-жлам-ваше вы-со-ко-пре-вос-ходи-тель-ство.
После приветствия и прохождения частей полигона торжественным маршем, генералы заняли место на трибуне под навесом и стали наблюдать за подготовкой к артиллерийским стрельбам, в которых по «полевым укреплениям врага», слепленным из бревен и обвалованным землей, должны были стрелять три 87-мм крупповских полевых орудия. Я, Агеев и Панпушко, так же как и командир полигонной роты, стояли поодаль, у Агеева и Панпушко были бинокли. Первое орудие должно было стрелять обычным шрапнельным снарядом с трубкой, поставленной на удар, второе – снарядом с пироксилином, третье – с ТНТ. Расчеты уже были выстроены у орудий, командир батареи ждал приказа о начале стрельбы. Наконец, генералы разместились в плетеных креслах, последовала команда и залп разорвал тишину полигона. Были поражены все три цели, но на первой лишь взметнулась земля, а на второй и третей вверх полетели бревна и ошметки дерева. — Отменно, — сказал Панпушко. Потом были еще залпы, пока стрелять стало не по чему. Поскакавшие к целям наблюдатели после возвращения доложили, что вторая и третья цели уничтожены начисто.
После этого генералы пошли подкрепиться, а к нам на красивой гнедой лошади подскакал адъютант:
— Господин штабс-капитан, — не слезая с седла, прокричал он Панпушко. — Вам приказано через полчаса быть готовым к показу ваших бомб.
— Что же, пойдемте господа, — сказал Семен Васильевич и мы с Агеевым проследовали за ним.
Окопчик с бруствером был тот же самый, на том же расстоянии в чистых новых мешках стояли чучела, как какие-то зомби, окружающие магический меловой круг, сзади был дощатый помост, за ним еще один, подальше. За помостами были выкопаны траншеи, видимо, чтобы прятаться в них при непредвиденном случае. Унтера-метатели были знакомые, я и Панпушко поздоровались с ними, унтера покосились на стоявшего поодаль Агеева, который был в мундире Главного штаба, с аксельбантом. Но мы их успокоили, сказав, что полковник свой и чтобы они не робели перед генералами и спокойно делали свою работу, как будто их, генералов, здесь вовсе нет.
Панпушко и унтера заняли место у стола, где были разложены образцы гранат без ТНТ и с учебными запалами. Стол находился за 100 саженей перед позицией для метания, мы с Агеевым заняли место возле второго дощатого настила (штабс-капитан сказал, что руководством было решено начать показ с более мощных боеприпасов). Из-за расстояния я не слышал, что штабс-капитан вещал генералам, но они внимательно слушали, тогда как свита вертела головами по сторонам и о чем-то шушукалась позади начальства. Потом унтера побежали к окопчику, из которого они должны бросать «ананаски» в меловой круг. Генералы и свита пришли к нам на помост, причем один из них, видимо, Демьяненко, покосился на мой «прикид», но ничего не сказал.
Унтера четко выполнили свою работу, закидав гранатами «зомби» – только рваная мешковина летела в воздух.
Потом унтера вылезли из окопчика и подбежали с докладом к Панпушко, а тот доложил Софиано, генерал Демьяненко, удовлетворенно покачал головой, видно, что он был доволен грохотом взрывов и показанным представлением. Софиано что-то вручил унтерам, я сначала подумал, что это медали, потом оказалось, что он им выдал по серебряному рублю «на водку». Теперь мы перешли к второму помосту, поближе. Панпушко давал объяснения, поскольку все происходило рядом, я слышал, что он говорил Софиано: