Господин Ладмираль скоро умрет (ЛП)

Господин Ладмираль охотно приводил примеры такого рода своим детям. Двум своим детям! Еще одной его проблеме: Впрочем, в конце концов проблемы обычно удается решать. Неприятно только, когда они вдруг возникают. Его двое детей. Не слишком затрудняя себя размышлениями, господин Ладмираль тем не менее в один прекрасный день пришел к выводу, что сын Гонзаг и дочь Ирен не ладят друг с другом. С его точки зрения, "ладить" означало полное взаимопонимание между членами семьи, что представлялось ему естественным и само собой разумеющимся. Обратное выглядело едва ли допустимым. В связи с этим, как бы не ставя под сомнение наличие идеального союза между братом и сестрой, их старый отец со всей силой убежденности и при малейшей возможности публично высказывался в пользу подобного родственного союза. Именно поэтому он любил приводить примеры, которые, будучи сами по себе для него доказательствами, в конце концов стали заменять факты. Но ему редко удавалось делать это, когда дети, Гонзаг и Ирен, были вместе, ибо они не часто приезжали в Сент-Анж-де-Буа одновременно. По правде сказать, Ирен почти не приезжала вовсе. В последний раз это случилось два месяца назад, вот именно: по меньшей мере, и даже намного раньше. Еще стояли холода. В тот вечер она разожгла камин в своей комнате (Ирен заночевала, что случалось крайне редко). Да, это произошло во время внезапных апрельских заморозков. "Какой я дурак! - подумал господин Ладмираль. - Она же приехала в понедельник на Пасху! Да, скоро будет три месяца!" Гонзаг приезжал почти каждое воскресенье с женой и тремя детьми. И всегда поездом десять пятьдесят, как в это утро. Слегка раздраженный, господин Ладмираль нахмурил брови, словно кто-то сказал ему, что он опять опоздает на станцию. И нарочно не стал торопиться.

Обнаженный до пояса господин Ладмираль тщательно вымылся. Прежде он был довольно полным, отчего при его нынешней худобе кожи оказалось немного больше, чем нужно, и на груди по обе стороны седой растительности повисли подобия мешочков в виде очертаний двух корабликов. Плечи у него стали сутулыми, хотя руки были по-прежнему сильными, а на коже жемчужного цвета возникли ржавые пятнышки. Господин Ладмираль наклоняется вперед и, положив ладонь на грудь, придирчиво разглядывает себя в зеркале. Затем улыбается. Он чувствует, как бьется его сердце - ни быстро, ни медленно, совсем ровно и на своем привычном месте. Каждое утро господин Ладмираль повторяет этот жест, напоминая пассажира, который, проснувшись ощупывает себя, проверяя, не потерял ли билет. В прежнее время господин Ладмираль таким способом контролировал и другие части тела. Теперь он озабочен одним сердцем.

Но оставим разговор об этом обнаженном старческом теле. Лицо выглядит лучше. Не то чтобы оно чем-то выделяется, но его нельзя назвать и незначительным. В первую очередь обращает на себя внимание растущая веером седая борода с прямыми, твердыми и густыми, как щетка, волосами, скрывающая всю нижнюю часть лица. Когда рот господина Ладмираля в покое, его вовсе не видно, и только когда господин Ладмираль говорит, в глубине этих седых зарослей просыпаются и начинают быстро шевелиться полные, красные губы, похожие на напуганных внезапным светом моллюсков. У господина Ладмираля пара черных маленьких, глубоко посаженных глаз. Те, кому господин Ладмираль хорошо знаком, знают, что эти глаза смотрят очень пристально, хотя поначалу из-за живости и колючести взгляда они могут показаться слишком беспокойными. Лицо у господина Ладмираля подвижное, выразительное, временами даже с отблесками безумия. Голова круглая, скулы выступающие, взлохмаченные седые волосы так ловко расположены на черепе в виде короны, что анфас кажется, будто господин Ладмираль наделен буйной гривой, в то время как со спины он выглядит совершенно лысым.

Господин Ладмираль закончил водные процедуры и оделся. Независимо от дня недели, в будни и в воскресенье, вот уже в течение пятидесяти лет - все тот же бархатный черный костюм, состоящий из суженных к лодыжкам брюк и наглухо застегнутой прямой блузы с широким бантом у ворота. Отправляясь на станцию, он наденет шляпу из черного драпа с узкими, приподнятыми в виде желобков полями и станет похож именно на того, кем был всегда и остается сегодня, а именно на человека, воплотившего в себе черты персонажа, которого вплоть до 1890 года именовали художником.

Скромная, но четко выделяющаяся на черном бархате ленточка ордена Почетного легиона свидетельствует о том, что господин Ладмираль был, что называется, признанным, почти знаменитым живописцем. Во всяком случае, его заслуги признавались официально. И это чистая правда.

Юрбен Ладмираль, лауреат Римской премии, член Академии, был удостоен высших наград в Салоне, писал портреты самых высокопоставленных лиц и получал государственные заказы, отнюдь не прибегая к своим довольно многочисленным в ту эпоху полезным связям. Впрочем, самые полезные связи это как раз те, к которым нет нужды прибегать. Они действуют сами собой.