Господин Малоссен

К сожалению, должен вам сообщить, что в лице мадемуазель Мари-Анж Куррье вы держите под стражей самую выдающуюся лгунью ее времени. В ее словах нет ни капли правды. Она не повинна ни в одном из преступлений, которые себе приписывает. Обманывая вас, она преследует одну цель: скрыть настоящего преступника.

Если через две недели (считая с даты на почтовом штемпеле) вы не вернете мне мою обманщицу, ждите новых жертв, и на этот раз я начну с вас, с полицейских. Вы себе не представляете, как я соскучился по моей обманщице. Правда жизни так угнетает, господа… И раз уж вы так дорожите этой своей правдой, я предлагаю вам ее в обмен на мадемуазель Куррье. Полное и обстоятельное признание. Таковы условия сделки: освободите ложь – и вы получите правду. А будете держать ее за решеткой, я стану косить ваши ряды. Сразу по истечении назначенного срока.

Можете рассматривать это письмо как ультиматум.

Инспектор Адриан Титюс знал это письмо наизусть, и, надо сказать, стиль его не очень-то ему нравился. «Господа полицейские»… «Мадемуазель Куррье»… «Освободите ложь – и вы получите правду»… Этакий чистюля. Таково было мнение инспектора Титюса. Он не смог удержаться, чтобы не поделиться впечатлениями с Мари-Анж. Обходными путями, разумеется.

– Это он вас одевает?

Да, этот розовый костюм – от него, и она носила его, только чтобы сделать ему приятное.

– А перманент? Тоже? Его идея?

Шлем респектабельности на озорной головке шлюхи. Жалкое зрелище…

– Новый взгляд на старый… покрой. Уверен, что он и разговаривает так же, как одевает, этот пижон.

При этих словах она так и подскочила, будто ужаленная.

– Ну вот. Круг подозреваемых сужается, как говорится: чистюля, который говорит так же, как одевает вас.

***

Каждую неделю Титюс отчитывался перед Жервезой, стараясь не попасть в тот же день и час, что и Силистри.

– Сначала она сомневалась, стоит ли пить со мной чай, а потом подумала: почему бы и нет? Лгунья и при том азартная, ты была права, Жервеза, ей нравятся дуэли. Только зря она согласилась на печенье. Когда рот забит, голова уже не варит. Желудок выбрасывает то, что мозг пытается спрятать.

Титюс говорил все это бесстыдно уставившись на живот Жервезы. Нет, это, конечно, не Святой Дух надувал сей монгольфьер.

– Жервеза, а не допросить ли мне Силистри, как-нибудь за обедом.

– Прекрати, Адриан. Ты прекрасно знаешь, что это не Жозеф.

– Ничего я не знаю, Жервеза. Но раз это не я…

– Похоже, вы об этом сожалеете.

Последнее замечание исходило от жены Малоссена. С тех пор, как она поселилась у Жервезы, жена Малоссена превратилась в ее двойника. Она одна заменяла ей всех ее ангелов-хранителей. Титюс спросил:

– А в морду не хотите?

***

На следующий день, войдя в камеру Мари-Анж, он зашел с другого конца.

– Вы знаете, что я не имею права приходить сюда и доставать вас?

Пункт предписания.

– Меня отстранили от дела, Мари-Анж. За вас отвечает Лежандр. Я хожу сюда нелегально.

Теперь она уже помогала ему накрывать. Подставки, блюдца, чашки, ложечки, миленькие батистовые салфетки с вышивкой… Каждый день они вдвоем играли в «дочки-матери».

– Давно ли инспекторы стали навещать подозреваемых в их камерах, а? Где это видано?

Сегодня в ассортименте у них были конфитюры из редких фруктов.

– Знаете, чего мне стоит наше знакомство! Каждый раз под двойным напряжением. Подкуп служителя. Еще охране отвалить, и психиатру.

Он разливал чай.

– Цена истины…

Он тактично не включил сюда стоимость их маленьких чаепитий.

– И все это – лишь для того, чтобы сказать вам, что вы можете выставить меня, если захотите.

Очевидно, она этого не хотела.

– К тому же «последовательные следователи Лежандра» верят не мне, а вам.

Но в этот день тема их разговора была несколько иной.

– Как вы догадались, что Жервеза беременна, Мари-Анж? Только потому, что ее вырвало на вас? Или женщины издали чуют материнство в соперницах?

Она брезгливо улыбнулась.

– У меня одна проблема, – признался он.

Теперь он поставил свою чашку. Он долго размышлял, прежде чем сказать:

– Я хочу знать, кто может быть отцом этого ребенка.

Она схватила заварочный чайник и налила ему, изящно придерживая крышку проворными пальцами.

– Спасибо, – сказал он.

Потом спросил: