Ждать пришлось недолго. Чей-то голос прохрипел как раз у нее над ухом:
– Смотри-ка, какая вояка пожаловала…
Она не обернулась.
– Журналистка, значит?
Сейчас он стоял уже прямо перед ней.
– И при всем при том преданная своему делу!
Шестидесятилетнее нечто, лохматый шар головы, насмешливые усы, суровые брови.
– Попробую угадать… идем по горячему следу. С полной выкладкой в погоню за сенсацией. Еще раз рискнем своей красивой шкуркой за нравственные устои рода человеческого? Нет?
Она не стала ему перечить.
Он и остановился.
– Убирайтесь, я не посылаю беременных в переделки.
Он резко развернулся и пошел куда-то в глубь своего сарая.
Жюли так и осталась стоять, где была. То, что он распознал в ней журналистку, еще куда ни шло. Да и со злободневным репортажем он почти попал в точку, припозднился, правда, немного. Но как он разглядел эту маленькую фасолину у нее в животе, не прибегая ко всяким телескопам Маттиаса, это уже…
Он перекатывался, как медведь по берлоге, и с легкостью уворачивался от всех этих цепей и лебедок. Здесь был его лес. Он скрылся в нем, а Жюли стояла как вкопанная, только что корни не пустила.
Но ноздри у нее дрожали.
– Что ж, найдем его по запаху, этакий винный перегар не спрячешь.
Она почти уже жалела о своей маленькой уловке, когда беззвучная белая вспышка пронзила на мгновение мрак цепей. Затем послышался треск сварочного аппарата.
Теперь уже Жюли стояла у него за спиной. Он приваривал защитную дугу к бамперу новой, 604-й модели «пежо», на которой выместили, верно, очень большую обиду. Костяшкой пальца Жюли постучала, как в дверь, в его изогнутый хребет.
– Нет, господин Авернон, я только хотела задать вам один вопрос.
Он обернулся, с горящим резаком в руке.
– Всего один.
Он поднял забрало из железа и слюды.
– Такая большая девочка! Неужели вам еще есть, о чем спрашивать? Упасть и не встать!
Она подумала вдруг: «С удовольствием бы вышибла мозги из твоей дурной башки», но цель ее визита была несколько иной. Она задала свой вопрос:
– Господин Авернон, в чем, по-вашему, верх безнравственности?
Сперва он бросил на нее недоверчивый взгляд, но потом его вздыбленные космы улеглись, успокоенные течением мысли. Пламя горелки погасло само собой: так взволновал его поставленный вопрос. Молчание длилось ровно столько, сколько нужно, чтобы взвесить все детали. Наконец он покачал головой и ответил:
– Съемки передвижной камерой.
Тогда появилась Сюзанна и пригласила Пьера Авернона поужинать в «Зебре» тем же вечером.
Второй кандидат прозябал в конторе «Франс-Телеком». Втыкал штекеры, предоставленный самому себе и забвению. Справочная служба, его хлеб насущный.
– Он работает с двух до десяти вечера; на весь наш сектор – он и трое его коллег, – объяснила Сюзанна. – Один шанс из четырех, что мы попадем на него. Дайте мне второй наушник, Бенжамен, если я узнаю его голос, я подам знак.
– Как его зовут?
– Зачем вам это, Бенжамен. Вы – просто клиент, он ждет, что вы попросите его найти какой-нибудь номер телефона. Звоните, задаете вопрос тоном обыкновенного абонента
– Напомните мне еще раз этот вопрос, Сюзанна.
Сюзанна повторила вопрос, четко выговаривая каждое слово:
–
Бенжамен набрал номер справочного, не переставая повторять про себя эту фразу. Два-три гудка, щелчок – он и правда попал на станцию: голос на автоответчике ему это подтвердил, присовокупив непременные похвалы в адрес данного учреждения и вежливую просьбу немного подождать. Затем мужской голос ответил:
– Справочная служба, слушаю вас…
Сюзанна утвердительно качнула головой, и Малоссен задал вопрос:
– Здравствуйте, я бы хотел узнать…
Промедление, предварившее ответ, вызвано было вовсе не сомнением, но удивлением, радостным и просветленным, которое не замедлило проявиться в веселых нотках раздавшегося голоса:
– Это реплика Трюффо из фильма Риветта «Проделка пастушка»! Трюффо там снимался в массовке. На одной вечеринке заходит спор, и он, как ни в чем ни бывало, выдает этот вопрос, когда камера останавливается на нем:
Тут Сюзанна взяла трубку и прервала это счастливое вознесение.
– Арман? Лекаедек? Это Сюзанна. Приходи на ужин в «Зебру» сегодня вечером; это важно.
Так Сюзанна и созвала их всех, одного за другим, подвергнув каждого испытанию, ответом на которое мог быть лишь крик души – рефлекс киномана.
– Как в «Семи самураях», – заметил Малоссен.
– Между тем, Бог свидетель, Куросава никогда не был моей страстью, – отрезала Сюзанна, любившая убийственные эвфемизмы.