Господин мертвец

— Ты совершенно меня не слушаешь, — вздохнула мать. — Что бы я ни говорила, у тебя в одно ухо влетает — из другого вылетает… Пока ты не родился, я была актрисой. Я могла бы сделать в театре блистательную карьеру. Я играла в «Тетушке Мэйм», небродвейском мюзикле. Возможно, я не слишком хорошо танцевала, зато умела петь. Нас обучали драматическому искусству — не то что этих современных актрисок. Сейчас-то актрисе только и надо — набить грудь силиконом и малость повертеть голой жопой. Теперь они все сплошь проститутки… Но я ушла из театра, потому что решила завести ребенка. То есть — тебя. Я сделала ручкой своей карьере и стала одной из величайших матерей в истории деторождения. Я кормила тебя собственной грудью… А теперь выясняется, что эта шлюха-учительница дала тебе диктофон и заставляет записывать всякую гадость?

Мать положила деревянную ложку и выключила газ. Лук, корчившийся и шипящий на сковородке, разом перестал извиваться и затих. Мать ухватила мясницкий нож и шагнула к сыну.

— Мама, не надо! — закричал он.

— Надо, — спокойно отозвалась мать. — Время настало. Ты читал Библию. Это случается раз за разом. Снова и снова. Естественный ход вещей… Вдобавок, я не могу допустить, чтобы мой сын трахался с учительницей восьмого класса. Я не собираюсь стоять и умиляться, глядя, как она лижет и сосет моего мальчика. Я не стану подносить зажигалку к ее косяку с марихуаной. Не подставлю ей чистую пепельницу. Не буду стирать ваши изгвазданные простыни. Я не позволю, чтобы надо мной потешались в моем собственном доме. Ты, маленький ублюдок! С каких пор ты позволяешь себе нарушать все естественные законы, известные человечеству?

Мальчик вдавил кнопку записи и сказал в микрофон:

— Мать пытается убить собственного сына! Женщина взмахнула над ним гигантским ножом, и мальчик продолжил:

— Этот диктофон сработал щитом. Сыну удалось блокировать смертельное оружие. Но мать не оставляет попыток…

В этот момент мальчик выронил диктофон. Батарейки раскатились по полу.

— Печень и лук — самая любимая моя еда, — сказал он. — Я передумал. Я обожаю печенку и лук.

Мать сделала выпад в сторону сына и смахнула с базы телефонную трубку. Ее удар не достиг цели. Мальчик подхватил упавшую трубку и шандарахнул мать по голове. Удар оглушил ее; мать выронила нож и рухнула на пол. Мальчик обмотал телефонный шнур вокруг горла матери — словно ковбой, спутывающий ноги теленку. Мать захрипела.

— Я пыталась провести границы, — выдавила она. — Мать не может позволять сыну все без исключения…

В этот момент вернулся с работы отец. Он поставил на пол дипломат и принялся наблюдать, как жена и сын борются на полу кухни. «Интересное зрелище», — подумал отец, прежде чем осознал драматизм ситуации. Затем до него дошло что к чему. Тогда отец длинным прыжком преодолел кухонное пространство, схватил мальчика и влепил ему оплеуху. Затем обнял и поцеловал его. Потом на него наорал. Мальчик заплакал. Отец размотал телефонный провод, обвивавший шею жены.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да, милый, — отвечала она.

— Мама пыталась меня зарезать, — пожаловался мальчик.

— Что ж, — развел руками отец. — Временами каждому из нас хочется кого-нибудь зарезать, малыш. И все Же не забывай, что в воздухе разлита благодать, наши сердца полны любви, а мир — добр и прекрасен.

Клифф

Постоянно, изо дня в день, дети обманывают мои ожидания и разочаровывают меня. Что же, что я сделал не так?!

Клифф пытался сделать из своих детей нормальных членов общества. Во младенчестве его отпрыски ползали по ковру, лизали мебель и тащили в рот всякую гадость. Когда дети достигли подросткового возраста, их поведение не переменилось: они не желали быть людьми. Разумное убеждение в ограниченности своих возможностей может казаться среднему гражданину правильным и логичным взглядом на мир. Здесь не поспоришь. Дочь Клиффа заявила, что хотела бы стать бабочкой. Вполне оптимистично. А его сын возомнил себя куском говядины… Или вампиром? Короче, его самоидентификация как-то была связана с кровью, жилами и артериями.

Как и любой незадачливый отец, обремененный родительскими обязанностями, браком и дилеммами среднего возраста, Клифф и сам имел некоторые проблемы психологического плана. Например, он более не желал быть гетеросексуальным. Его миниатюрная, пахнущая лимонной меренгой жена не возжигала в нем страсть. Клифф мечтал о том дне, когда он вдруг распластается под огромным, дурно пахнущим мужиком, который со всей дури всадит свою игрушку ему в задницу. Грезил об эдаком, ничем не стесненным, диком кобеле, способном вновь разжечь в нем угасшую чувственность…

Клиффова дочка остановилась в своем развитии на стадии закукливания. Целыми днями она пролеживала на диване, рисуя изображения крыльев. Гусеница была не готова стать бабочкой. Возможно, ей это вообще никогда не удастся. Трудно сказать…