Господин мертвец

— Он самый, господин унтер-офицер, — прогудел шлем, — Я слышал, вы зарезервировали за собой лучшую ложу на этот спектакль.

— Только паясничающего штальзарга мне не хватало на наблюдательном пункте!

— Мне нетрудно и помолчать, господин унтер. Размышлять можно и молча. Я просто подумал, что сейчас мы размышляем об одном и том же. Хорошие места для хорошего зрелища, — стальная гора заскрипела, — Есть сцена, есть зритель, а где-то, наверно, и режиссер…

— В другое время я поболтал бы с тобой, Штерн. Но не сейчас. Мы в бою, даже если не звучат выстрелы.

— Конечно, господин унтер, — пророкотала махина, способная разорвать «Висельника» пополам одной ковшеподобной рукой, — В бою и в то же время как бы вне боя. Зрители. Мертвецы, наблюдающие за войной с небес. Популярный сюжет в эпоху художественного романтизма. Мертвецы ждут, когда прольется…

— Четыреста метров! — доложил от перископа Эшман.

Пустая победа. Бой без противника. Бесконечные цепи, ползущие, извивающиеся. Фон Мердеру так нужна его жалкая победа, что он разыграл целое представление.

Представление? Сцена? Про сцену что-то говорил Штерн…

— Что ты несешь?

— Всего лишь мое восприятие, господин унтер. Вы же знаете, я не в себе.

— Это верно, тебя давно надо было освободить от службы. Чего доброго, скоро ты станешь невменяем.

— Штальзарги не сходят с ума, — мертвый голос Штерна приобрел странную задумчивость, — Просто они теряют необходимость в словах. А потом и в том, что эти слова связывают. Но вам бы это вряд ли понравилось. Вы слишком привязаны к подобным вещам.

— Спасибо, — язвительно сказал Дирк, — Отличная тема для беседы на поле боя. Но я не уверен, что хочу задаваться подобными вопросами здесь и сейчас.

— Никогда не знаешь, когда перейдешь в новое качество, — рассудительно заметил штальзарг, — Об этом редко извещают заранее. Например, я однажды сидел за пулеметом, пил из кружки паршивый, но горячий кофе, принесенный кем-то из сослуживцев, глядел в небо, наслаждаясь спокойной минутой… А уже через мгновенье я уже летел прямо в ад, успев еще заметить, как мои собственные внутренности испачкали пулемет и как с раскаленного ствола свисают мои же дымящиеся кишки. А потом я открыл глаза и понял, что многие слова мне больше не понадобятся. «Кишки». «Дом». «Дети». «Боль». Или, например, «ноги». У меня не осталось тех вещей, для которых нужны эти слова. А слово, не привязанное к вещи, мертво, как мертвы мы все.

Дирк уже собирался приказать Штерну заткнуться, но обнаружил, что монотонный голос исполина помогает ему отвлечься от созерцания бегущих людей в серой форме. Что-то неправильное было в этих людях. Все оттого, что нет выстрелов, подумал он.

Победа без боя. Фальшивая. Мертвецы наблюдают за…

— Триста метров! — выкрикнул Эшман.

Дирк и сам видел, что передовым порядкам осталось преодолеть совсем немного, чтобы навалиться на передний край обороны и прорвать его, разметав мешки и колючую проволоку. Всего несколько минут. Штурмовики Крамера уже достают ножницы для проволоки и кусачки, рассыпаются на боевые группы. Издалека они выглядели барахтающимися в темном водоеме мошками.

Взвод Йонера немного запоздал, он разворачивался в траншеях по левую руку от «листьев», фигуры в серых панцирях торопливо занимали пулеметные гнезда, обкладывали их мешками, суетились у бруствера. Дирк разглядел кого-то, похожего на Йоннера, и махнул ему рукой, но ответа не дождался.

Неподалеку расположилось противотанковое отделение Херцога, молчаливые мертвецы тщательно устанавливали на сошки свои огромные ружья, длинные, как древние аркебузы. Они выглядели недовольными, и Дирк мог их понять — работы для них не ожидалось. Разве что перепуганным жаворонком вспорхнет из французских траншей какой-нибудь мальчишка в форме, и одно из ружей громко сухо кашлянет, стерев с грязного неба его тонкий силуэт.

Штерн стоял на прежнем месте, упершись огромными руками в бетонный створ блиндажа, трещавший под его тяжестью.

— Кажется, сегодня им не нужна наша помощь, — протяжно сказал он, наблюдая за полем, которое казалось дрожащим от усеявших его шевелящихся точек, — Но так бывает редко, сами знаете. Завтра или еще через несколько дней нас перекинут дальше. Опять на восток или куда-нибудь еще. И все повторится. В мире всегда все повторяется, что в мире живых, что в мире мертвых.

— Мы там, где мы нужны, Штерн.

— Думаете, когда-нибудь настанет время, когда от нас откажутся? — смешок штальзарга царапнул барабанные перепонки, — Вы же сами в это не верите, господин унтер. Мертвецы — ходкий товар. А люди всегда были слишком жадны, чтоб подумать о его цене. Они привыкли, что он достается им бесплатно, а они могут им распоряжаться. Миллионы покойников — свежих, лежащих в гробах, старых, полусъеденных червями, древних, превратившихся в труху. Лежат в земле, покорные, готовые встать и выполнить приказ. Кто и когда отказывался от такого?