"Господин мертвец" (СИ)

По расчетам штаба дивизии батальон должен был продержаться до четырех часов. По расчетам самого Майора – не более шести. Но они продержались все восемнадцать. Французы не могли наступать, оставив у себя в тылу огрызающийся огнем котел, им требовалось задавить батальон, и они не жалели для этого сил. Несколько сотен орудий засыпали укрепления снарядами, размалывая в каменную крошку укрытия и блиндажи, а с неба зло ревущие пропеллерами «Фарманы» сбрасывали смерть, отлитую в металлические капли. Воздух выгорел над позициями, вместо него был иприт и дым сгоревшего пороха. Через три часа боя от батальона осталось две роты. Через десять – два взвода. Но каждый раз, когда синие мундиры устремлялись в наступление по перепаханному полю, из полуразрушенных траншей поднимались солдаты Майора с пулеметами – и пехотные цепи, захлебнувшись собственной кровью, откатывались обратно. Восемнадцать часов они держали укрепления под бесконечным огнем артиллерии и ударами, которые сыпались со всех сторон. Батальон таял на глазах, но, как упрямая заноза, оставался на своем месте. С ними были Бог и Германия.

Последние из выживших начали медленно сходить с ума – человеческий рассудок не в силах выдержать почти сутки грохочущего ада. И безнадежности, которой в воздухе было разлито еще больше, чем иприта из французских газометов. Когда от батальона осталось двадцать человек, уцелевшие офицеры предложили Майору бежать. Оставаться не было никакой необходимости – батальон выполнил не только то, что мог, но и в тысячу раз более того. Выполнил то, что было за пределом человеческих возможностей. Они выиграли время, столь необходимое разрозненной и потерявшей боеспособность дивизии, хотя сами и не знали об этом. Как не знали и того, что через несколько часов литые копья германского контр-удара пронзят французский фронт, как кусок мягкого подгнившего мяса – и отбросят далеко назад. Но они – Майор и его люди – этого не знали.

Французы прислали парламентера. Он предлагал условия капитуляции, более чем достойные для их положения. Сохранение жизни всем солдатам, офицерам – сохранение знамен, документов и личного оружия. Французы понимали, что обескровленный батальон, от которого осталась дюжина человек, не продержится и получаса, и это предложение не имело особенного практического смысла. Важен был лишь факт сдачи. Майор, которому до получения приставки «Мертвый» оставались считанные минуты, в ответ вышиб парламентеру из «маузера» мозги. Он хорошо понимал значение фактов.

«Мы сделали все, что смогли, - якобы сказал он, откладывая карты и застегивая мундир на начищенные пуговицы. Выстрелы уже грохотали около самого штаба, - Если вестовой принесет мне орден, передайте, что я занял оборону в пятом круге[35] и жду дальнейших распоряжений». Дирк сомневался, что Мертвый Майор говорил что-то подобное. Во-первых, он и при жизни был молчалив, а во-вторых – из его батальона не выжил ни один человек, который смог бы донести эти последние слова. Но последние минуты жизни Мертвого Майора были ему известны со слов тоттмейстера. Майор снял со стены карабин, повесил на пояс несколько гранат и вышел из штаба – туда, где слышались выстрелы и крики на французском языке. И успел убить четверых, прежде чем выпущенная из винтовки Лебеля пуля заставила его рухнуть ничком, разорвав его печень и селезенку.

Когда спустя несколько часов французы были вышвырнуты с захваченных позиций и обращены в бегство, тело Майора нашли в окопе и опознали. Его ждали заслуженные почести – посмертная награда, мраморный обелиск на военном кладбище с надписью «Пал на поле битвы, защищая Германию», и все, что полагается в таких случаях. Но его судьба сложилась иначе. Когда кто-то проверял личное дело покойного, в нем обнаружили прошение, составленное им по всей форме за несколько месяцев до смерти. В соответствии с установленным порядком, решением кайзера и циркуляром Ордена Тоттмейстеров, он разрешал использовать свое тело после смерти для нужд армии и империи. То есть передавал его в пользование Чумного Легиона.

Должно быть, он представлял себе службу в Чумном Легионе немного иначе, предполагая, что его разум будет упокоен, душа вручена Господу, с которым они вместе рука об руку защищали укрепления под гибельным огнем, а бездушное тело продолжит нести смерть ненавистным французам. Если так, он должен был быть очень удивлен и расстроен, обнаружив себя в полном сознании – но с переставшим биться сердцем – в составе роты «Веселые Висельники». Но пути назад с этого момента у него не было. Если жизнь принадлежала только ему, то мертвое тело находилось в полной собственности тоттмейстера Бергера. Судьба, предавшая его в лучших помыслах, запасла еще один позор для него – он, заслуженный майор, отдавший империи тридцать лет беспорочной службы, проливавший кровь на всех фронтах и погибший как герой с оружием в руках, был лишен всех чинов и званий. Устав Чумного Легиона был прост и непререкаем. Среди мертвецов нет аристократов и черни, нет достойных и недостойных. Смерть всех их уровняла в правах.