Господин мертвец. Том 2

Наверное, пулеметчик уже покинул укрытие. Но его «браунинг» стоял на прежнем месте, выпростав наполовину опустошенную ленту. Риттер, с его странной любовью к причудливому американскому трофею, никогда бы не оставил пулемета на позиции.

– Риттер!..

Пулеметчик никуда не ушел. Он лежал возле своего оружия, придавленный отколовшимся куском бетонного перекрытия и потому почти невидимый. Дирк склонился над ним, налег плечом на плиту, пытаясь сдвинуть ее с места. Потом понял, что это бесполезно. Риттер лежал без движения, уткнувшись лицом в мешок с песком. В шлеме зияло несколько аккуратных дыр с вогнутыми краями. Оказавшись напротив амбразуры, Дирк и сам чуть не распрощался с головой – снаружи ударил пулемет, рикошетирующие пули взвизгнули в бойнице, засыпав «Висельников» крошками бетона и мелкими металлическими фрагментами.

– Отдыхай, Риттер, – сказал Дирк неподвижному мертвецу. – Даже на том свете ты будешь лучшим пулеметчиком.

Он осторожно вытащил из-под мертвеца «браунинг». Кожух водяного охлаждения был пробит в двух местах, отчего пулемет истекал желтоватой водой, точно кровью. Но для того, чтобы расстрелять остаток ленты, его хватит.

Танки были близко. Дирк осторожно выглянул в амбразуру и увидел их неуклюжие тела, утробно ворчащие двигателями, переваливающиеся через воронки. Они выглядели тоннами мертвой стали, бездушной, нерассуждающей, катящейся вперед, созданной с единственной целью – давить, крушить, расстреливать все живое. Дирк знал, что внутри у них царит настоящий ад, не тот, что в траншее, иного свойства. Сжатые стальной скорлупой французские танкисты дышали раскаленными бензиновыми парами вместо воздуха, тряслись в грохочущем удушающем аду, с трудом удерживая сознание в том состоянии, когда оно может воспринимать приказы. Грохот боя внутри танка кажется пропущенной сквозь фильтры какофонией звуков. Впрочем, если танки сегодня ведут мертвые танкисты…

Шесть танков были неподвижны, замерли уродливыми памятниками самой войне посреди перерытого снарядами поля. Два «Рено», три «Шнайдера» и огромный, как эсминец, «Сен-Шамон». Над четырьмя из них поднимался дым. Жирный, как над крематорием, маслянистый. Они и были сейчас крематориями для своих экипажей. Те, кто мог передвигаться, вывалились из люков и отползли подальше от своих раскаленных машин. Но были и другие, лишившиеся сознания от дыма, контуженные, сжатые смятой обшивкой, дезориентированные. Каждый танк был чьим-то погребальным костром, огромным и торжественным.

Один «Шнайдер», развернувшись, ковылял в сторону французских позиций, словно нарочно виляя своим толстым, как у евнуха, задом. Скорее всего, что-то вышло из строя, и командир решил вернуться своим ходом. Все лучше, чем служить мишенью для злых тринадцатимиллиметровых шмелей Херцога. Один «Сен-Шамон» опрокинулся. Несоразмерные длинному корпусу маленькие гусеницы подвели его на спуске с небольшого холма. Теперь он лежал в низинке, перевернувшись на бок, точно железнодорожный вагон после крушения, обнажив беззащитное белесое рыбье брюхо.

Но еще четыре танка продолжали свое неспешное движение, поливая брустверы кипящими очередями многочисленных пулеметов. То одна, то другая танковая пушка окутывалась серым дымом, обрушивая на позиции «Висельников» один снаряд за другим. Последний уцелевший «Рено», два «Сен-Шамона» и… тот самый гигант, который поразил воображение Херцога. Он пер вперед, хотя его лобовую броню украсило несколько впечатляющих вмятин, и казалось, что прежде все мертвецы, закопанные войной в землю, поднимутся, изувеченные, на Страшный суд, чем какая-то сила заставит его остановиться.

Клепаное неуклюжее чудовище торопилось на свой собственный пир, чертя гусеницами идеально ровные прямые. Метра четыре в высоту – настоящая крепость. На его грязной туше башня казалась небольшим уродливым наростом, опухолью, еще одна башня, поменьше, размещалась на корме. Теперь, когда он приблизился, Дирк сквозь чудом уцелевший «цейс» мог разглядеть надпись на его борту.

Picardie. Собственное имя, как у корабля…

– Ползи, ползи, Пикардия… – пробормотал Дирк, пробираясь к выходу мимо обрушившихся плит перекрытия. – Мертвецы еще успеют тебя удивить, дрянная ты мясорубка…

В траншее все было плохо и становилось хуже с каждой минутой. Насыпь, состоящая из синих с зеленым отливом доспехов, увеличилась настолько, что по ней уже пришлось бы карабкаться. И серый цвет в ней встречался чаще, чем надеялся Дирк. Французы даже не пытались укрыться за перегородками, залечь, выждать момент для штурма, они перли по траншее, как бурная река в глубоком русле, не считаясь с потерями. Возможно, в эту безумную атаку они шли не по своей воле, и сейчас их гнала вперед невидимая рука французского тоттмейстера. Та, которой невозможно сопротивляться. Ведь никакая вещь не может сопротивляться своему хозяину.