Господин Никто

Уже шагая по аллее, она вдруг замирает на месте при этих словах и оборачивается ко мне:

— И ты только сейчас об этом говоришь? Мог бы еще подождать и телеграфировать мне с границы. Что я должна сделать за два часа?

— Вырвать меня отсюда. Франсуаз, я уже достаточно знаю тебя и убежден, что ты в состоянии сделать все, если захочешь.

Комплимент, сказанный даже такой женщине, как Франсуаз, делает свое дело. Во всяком случае, делает больше, чем разные заклинания вроде «во имя нашей дружбы» и тому подобное. Уставившись глазами в черную стену кипарисов, Франсуаз о чем-то думает. Смутно белеет во мраке ее красивое лицо, а от ее темных, аккуратно уложенных волос исходит легкий аромат, но я не замечаю ее женских чар, потому что вижу перед собой не женщину, а представителя некоего безымянного ведомства, которое в данный момент решает мою судьбу.

— Чтоб раздобыть для тебя подходящий документ, у меня нет времени, — бормочет Франсуаз как бы сама себе.

Помолчав немного, она вдруг добавляет:

— Тем хуже. Попробуем обойтись без документа. Господин Никто, родом Ниоткуда. Национальность: без национальности.

Она берет меня под руку, медленно ведет по темной аллее в сторону виллы и тихо говорит:

— Я ухожу. Ты меня провожаешь до дверей, пять минут ужинаешь на кухне, гремя при этом посудой, удаляешься в спальню, гасишь свет, делая вид, что ложишься, вылезаешь в окно, перемахиваешь вот здесь, в конце аллеи, через ограду. Прямо перед тобой шоссе. Идешь влево. Я тебя жду за третьим поворотом.

Белый «ягуар» летит по шоссе со скоростью, несколько превышающей дозволенную. По обе стороны дороги мерцают во мраке огни афинских пригородов. На темно-синем необъятном афинском небе трепетно сияют крупные звезды. Прекрасное небо, чьей красоты по разным причинам я никак не могу вкусить. Франсуаз, зорко глядя вперед, молча следит за летящей навстречу, освещенной мощными фарами лентой асфальта. Я тоже молчу, пытаясь подавить неприятную дрожь в спине, знакомую преследуемым.

По правде говоря, я не верю, чтоб нас преследовали, по крайней мере в данный момент. По выработанному Франсуаз плану все произошло быстро и тихо. Теперь вопрос в том, что нас ждет дальше. Но хоть я и ненавижу двигаться в неизвестность, все же не решаюсь приставать к брюнетке с расспросами и лишь машинально слежу за белой мордой «ягуара», которая подминает под себя ленту шоссе.

Огни вдоль дороги становятся все чаще. Машина входит в кварталы Афин. Франсуаз сбавляет скорость — слишком большая роскошь ввязываться в спор с полицией, когда рядом с тобой сидит человек без паспорта. Мы движемся со скоростью семьдесят километров, а кажется, что машина ползет, как черепаха, и это заставляет меня нервничать. Стремление бежать как можно скорее, разумеется, всего лишь глупый пережиток. В наши дни полиция не преследует по пятам, если решила поймать, а неожиданно встает на твоем пути.

Время позднее. На перекрестках мигают желтые огни светофоров: проезжай, если хочешь, только гляди в оба. Мне к этому не привыкать. На моем жизненном пути редко встречается зеленый свет. Если не красный, то в лучшем случае желтый. Желтое, предупредительно мигающее око: поезжай, но на свой риск.

Бульвар, на который мы выезжаем, мне знаком по вечерней прогулке с полковником. Несколько минут спустя перед нами вспыхивает белый неон отеля «Гранд Бретань», а напротив — зеленые буквы «Копакабаны». Едем еще какое-то время, после чего «ягуар» круто сворачивает в узенькую, плохо освещенную улочку и останавливается. Франсуаз берет ключи от машины и выходит.

— Я сбегаю позвоню. Жди меня тут.

Подожду, что делать. Проходит более четверти часа, а брюнетки все нет. Значит, не звонить она побежала, а зашла к кому-то — должно быть, к человеку повыше ее рангом.

Наконец Франсуаз возвращается, садится в машину, закуривает и, не сказав ни слова, едет дальше. Мы проезжаем по маленьким полутемным улочкам, мимо дощатых заборов и пустырей. Потом снова выходим на широкий, покрытый асфальтом бульвар. По одну сторону бульвара блестят витрины и яркие вывески заведений, по другую темнеют в полумраке корпуса пароходов, трубы и мачты. Должно быть, мы в Пирее. Франсуаз останавливает машину у слабо освещенного тротуара со стороны набережной.

— Вылезай и жди меня здесь.

Затем, отъехав метров двести вперед, она снова останавливается, на сей раз у противоположного, освещенного витринами тротуара, выходит из машины и ныряет в какое-то заведение. Вскоре я опять вижу ее в сопровождении мужчины в черном, гораздо ниже ее ростом. Они пересекают бульвар и, разговаривая, медленно идут по темному тротуару ко мне.

— Вот он, твой пассажир, — говорит Франсуаз, когда они поравнялись со мной. — Эмиль, это Жак. Дальше уже он будет заботиться о тебе.

— За мной, — бормочет мужчина, даже не взглянув на меня, и мы идем в сумраке вдоль корпусов пароходов.

— Прибыли, — вдруг сообщает он.