Господин Никто

Приближаюсь к Авиньону. «Ситроен» летит мимо зеленых прямоугольных виноградников, мимо серебристых маслиновых рощ, мимо высоких длинных стен кипарисов, поднявшихся против яростных набегов мистраля. «Ситроен» летит и обгоняет тяжелые грузовики и легковые машины, но черного «пежо» Кралева все не видно. Вдали вырисовывается суровый силуэт папского дворца, потом снова блестят желтые воды Роны с полуразрушенным мостом — может быть, тем самым, на котором, как поется в известной детской песенке, «все танцуют, все танцуют», а потом снова кипарисы, и маслины, и виноградники, и летящая среди них все такая же бесконечная и белая лента шоссе.

Восемь часов утра. До Марселя менее ста километров. Стекло опять облеплено раздавленными на скорости насекомыми. Стрелка спидометра дрожит между ста двадцатью и ста тридцатью. Это не мало, если принять во внимание, что движение на шоссе все усиливается. Машины, мимо которых я проношусь с бешеной скоростью, приветствуют меня продолжительным сигналом клаксона, что в шоферском обиходе заменяет серию отборной брани.

Обгоняю черного, забрызганного грязью «пежо», но это не Кралев. Мне представляется невероятным, чтоб черномазый ускользнул, если только по каким-либо неизвестным мне соображениям он не сел в поезд. В таком случае все полетит к чертям. Ловко придуманная легенда о моем буржузном происхождении. Мое поступление на радио и инсценировка увольнения оттуда. Томительные и осторожные маневры, направленные на то, чтобы завоевать доверие Младенова. Придуманная пьеска «Спасение на границе» с заранее подготовленным вмешательством пограничников и моими холостыми выстрелами в грудь солдата. Длившиеся месяцами допросы, бессонные ночи под ослепительным светом лампы и идиотский рефрен «Ты жалкий предатель»… Все полетит к чертям. Все окажется напрасным. Обо всей этой истории никто не узнает. Об этой истории, лишенной всякого смысла.

Въезжаю в пригороды Марселя. Пешеходы, переходящие улицу где кому вздумается, светофоры, дающие, кажется, только красный сигнал, тяжелые грузовики, маневрирующие с убийственной медлительностью перед тем, как въехать в какой-нибудь гараж, или при выезде из него. Наконец я добираюсь до бульвара Ла Канебьер. Отель стоит на одной из площадей; он мне хорошо знаком, потому что в нем я останавливался по прибытии сюда три месяца назад.

Три месяца назад! У меня такое чувство, что с тех пор прошли годы. Но сейчас не время углубляться в теорию относительности. Вот она, площадь. Я сворачиваю вправо, проезжаю без остановки мимо отеля, на ходу устанавливаю отсутствие перед фасадом черного «пежо», потом ныряю в первый же переулок и ставлю машину под прикрытием внушительного грузовика. Десять минут десятого. Впрочем, тут время уже не играет роли.

Возвращаюсь пешком к отелю и вхожу в небольшой холл. Служащий за окошечком занят объяснением с супружеской парой пожилых туристов, которые, как видно, собрались уезжать и протестуют по поводу счета. Только я вознамерился спросить, какой номер занимает мадемуазель Младенова, как мой слух уловил до крайности знакомый шум мотора. Гляжу в окно и вижу, что мой дорогой пропавший «ягуар» внезапно вынырнул из неизвестности и резко затормозил у входа в отель.

Единственное убежище поблизости — телефонная кабина, к сожалению, снабженная широким стеклом. Втиснувшись в кабину, становлюсь спиной к двери, снимаю трубку и веду безмолвный разговор с несуществующим собеседником.

— Мадемуазель Младеноф? — слышу позади себя непроизнесенный мною вопрос.

— Комната триста девять, — отвечает служащий, прервав спор с пожилыми супругами.

Беглый взгляд убеждает меня, что Кралев направляется к лестнице. Лифта в отеле нет, а номер триста девять говорит о том, что комната Лиды на третьем этаже. Следовательно, в моем распоряжении несколько минут. Быстро вывернувшись из кабины, даю понять человеку за окошком, который лишь сейчас меня заметил, что я что-то забыл в машине, и выскакиваю на улицу.

Если тебе некогда поразмыслить в данный момент, то наиболее лучший выход для тебя — принять то, что продумал заранее. Кралев на моем «ягуаре» — это и есть третье «может быть», но не в лучшем варианте. Будь водитель опытнее, встреча совсем бы не состоялась. Моя таратайка пришла не от Ла Канебьер, а с противоположной стороны. Вероятно, прежде чем попасть сюда, черномазый разъезжал по улицам, расспрашивая, как ему проехать к отелю. Только это обстоятельство и позволило мне чуть опередить его. Отпираю багажник и вытаскиваю оттуда банку из-под масла «Шелл». Потом снова запираю и отступаю за угол, к своей машине, чтоб, никому не досаждая своим присутствием, наблюдать за отелем. Пользуясь тем, что на улице никого нет, вскрываю банку, и вынув маузер, кладу его в правый карман, а банку оставляю на краю тротуара в качестве рекламы фирмы.