Господин Паран

— Можно подумать, что вы меня не узнали. Так посмотрите хорошенько! Я Паран, Анри Паран. Что, не ждали? Думали, все кончено, копчено раз и навсегда, больше вы меня никогда, никогда не увидите? Так нет же, вот я и пришел! Теперь мы объяснимся.

Анриетта в ужасе закрыла лицо руками и пролепетала:

— Господи боже мой!

Видя, что посторонний человек угрожает матери, Жорж встал, собираясь схватить его за шиворот.

Лимузен, пришибленный, растерянно глядел на Парана, как на выходца с того света, а Паран, передохнув, продолжал:

— Ну-с, теперь мы объяснимся. Пора! А-а! Вы меня обманули, обрекли на каторжную жизнь и думали, я до вас не доберусь?

Но туг молодой человек взял его за плечи и оттолкнул:

— Вы что, с ума сошли? Что вам нужно? Ступайте своей дорогой, не то я вас вздую!

Паран ответил:

— Что мне нужно? Мне нужно, чтобы ты знал, что это за люди.

Жорж, выведенный из терпения, тряс его за плечи; он уже готов был ударить его. Но тот не унимался:

— Отпусти. Я твой отец… Посмотри: узнают ли они меня теперь, эти подлые люди!

Растерявшийся молодой человек разжал руки и оглянулся на мать.

Высвободившись, Паран подошел к ней:

— Ну-ка, скажите ему, кто я! Скажите ему, что меня зовут Анри Паран и что я его отец, раз его зовут Жорж Паран, раз вы — моя жена, раз вы все трое живете на мой счет, на пенсион в десять тысяч франков, который я выплачиваю вам с того дня, как выгнал из своего дома. Скажите ему также, за что я вас выгнал из дома. За то, что застал вас с этим мерзавцем, с этим подлецом, с вашим любовником! Скажите ему, что я был честным человеком, за которого вы вышли замуж ради денег и которому изменяли с первого же дня. Скажите ему, кто вы и кто я…

От ярости он заикался, с трудом переводил дух. Женщина крикнула раздирающим душу голосом:

— Поль, Поль, запрети ему говорить такие вещи при моем сыне! Запрети! Пусть замолчит, пусть замолчит! Лимузен тоже встал. Он пробормотал очень тихо:

— Замолчите! Замолчите! Поймите же, что вы делаете!

Паран не унимался:

— Я отлично знаю, что делаю. И это еще не все. Есть еще одна вещь, которую мне нужно знать; она мучает меня вот уже двадцать лет.

Тут он повернулся к потрясенному Жоржу, который стоял, прислонясь к дереву:

— Теперь слушай ты. Уходя от меня, она решила, что изменить мне мало — ей захотелось довести меня до отчаяния. В тебе была вся моя радость; так вот, она унесла тебя, поклявшись, что не я твой отец, что твой отец — он! Солгала она или сказала правду? Я не знаю. Двадцать лет я задаю себе этот вопрос.

Он подошел вплотную к ней, трагически-грозный, и отдернул руку, которой она закрыла лицо.

— Так вот, теперь я требую, чтобы вы сказали мне, кто из нас двоих отец этого юноши: он или я, муж или любовник? Ну, скорей, говорите!

Лимузен бросился на него. Паран его оттолкнул и злобно захохотал:

— Сейчас ты осмелел, не так трусишь, как в тот день, когда удрал на лестницу, боялся, что я тебя убью. Ну, если она не отвечает, ответь ты. Ты должен знать не хуже нее. Скажи: ты его отец? Ну, говори же, говори!

Он снова повернулся к жене:

— Если вы не хотите сказать мне, скажите хоть сыну. Он уже взрослый человек. Он вправе знать, кто его отец. Я не знаю этого и никогда не знал, никогда, никогда! И тебе я не могу сказать это, голубчик.

Он терял самообладание, у него в голосе появились визгливые нотки. Руки дергались, как у припадочного.

— Ну.., ну… Отвечайте же. Она не знает… Держу пари, что не знает… Нет.., не знает… Черт возьми! Она спала с нами обоими… Ха-ха-ха! Никто не знает… Никто… Разве это можно знать?.. Ты, голубчик, тоже этого не узнаешь, как и я… Никогда… Ну спроси ее… Спроси!.. Увидишь, что она не знает… И я не знаю.., и он.., и ты. Никто не знает… Можешь выбирать. Да. Можешь выбирать.., его или меня… Выбирай… Прощайте. Я все сказал… Если она решится открыть тебе истину, приди сообщить мне в гостиницу “Континенталь”. Придешь? Мне бы хотелось знать… Прощайте… Счастливо оставаться…

И он ушел, жестикулируя, разговаривая сам с собой, ушел в лес под высокие деревья, свежий, прозрачный воздух был насыщен благоуханием древесных соков. Он ни разу не оглянулся, не посмотрел на них. Он шел, куда глаза глядят, гонимый яростью, неистовым возбуждением, поглощенный одной навязчивой мыслью.

Неожиданно для себя он очутился у вокзала. Как раз в эту минуту отходил поезд. Он сел в вагон. Гнев его постепенно улегся, он опомнился и, вернувшись в Париж, удивлялся собственной смелости.

Он чувствовал себя разбитым, словно ему намяли бока. Все же он зашел выпить кружку в своей пивной.

Увидев его, мадмуазель Зоэ удивленно спросила:

— Уже вернулись? Верно, устали?

Он ответил:

— Да, устал… Очень устал!.. Понимаете?.. С непривычки!.. Довольно, больше уж не поеду за город. Лучше бы мне оставаться здесь. Впредь никуда уже не двинусь.

И, как она ни старалась, ей не удалось вызвать его на разговор о прогулке.

Первый раз в жизни он в этот вечер напился так, что его пришлось отвести домой.