Господин Разрушитель (СИ)

Девушка напротив — причина моего затянувшегося душевного равновесия. Причина ставших нормой опозданий на светские мероприятия любой важности. Несвойственных Господину серьёзных мыслей о жизни… не способна. Не способна то, что мы испытывали друг к другу, измерять суммами вознаграждений от паскудного журналиста! От моего самогожестокого и ненавистного врага! Тем более…быть им.

Я, чуть не давясь, сглотнул перехватывающий дыхание ком.

Это какой-то нонсенс. Бред мнительного, не доверяющего своей девушке гондона.

Ева, разглядывая занавески, шмыгнула носом и растёрла по щекам редкие слёзы. Мой тяжёлый взгляд опустился на два набранных слова.

Пускай за своё поведение мне окажется гадко и стыдно. Это сообщение уйдёт на чей-то чужой телефон и, я уверен, её экран останется чёрным. Тогда… мои губы растянутся в дрожащей улыбке от облегчения и остаточной тревоги. Напряжённые веки, наконец, легко прикроют глаза, а в груди что-то неминуемо сорвётся, вызывая во всём теле терпимую истому.

Она ведь всё та же? Старая и добрая Мисс Кисс. Сидит и задумчиво жуёт китайскую лапшу, захотев всего лишь приукрасить свои кулинарные способности. Моя милая, непосредственная Киса.

На кухне изредка доносились тихие звон и скрежет вилки о тарелку. А приглушённый свет люстры мог усыпить меня прямо за ужином, если бы не ничтожно мелкая, постылая дрожь, засевшая в ноющей груди.

Не отрываясь от задумчивых жёлто-зелёных глаз, я занёс палец над кнопкой «отправить», и боязно задержал дыхание.

Лучше мне остаться уродом, чем Еве — лживой стервой. Прошу…

Палец коснулся экрана, надрывно вжимая сенсор.

На стремительную долю секунды я вонзился взглядом в короткое сообщение, чтобы убедиться, что оно ушло кому-то безумно циничному. В чате быстро завращался кружок, а затем заполнился и исчез.

21:42 Это ты?

Отправлено…

Я сжал челюсти и перебросился взглядом к бездонным родным глазам, не замечающим ничего дальше мыслей, в которых потерялась девчонка. Ева печально хмурила свои идеально ровные брови, даже не догадываясь, что я заподозрил её во лжи. Пережевав кусок, сглотнула и потеряно мелькнула взглядом по моему лицу в сторону телефона, чуть не похрустывающего от усилий, с которыми я его сжал.

В ту же секунду вернулась прямо к моим глазам, томно выглядывая из-под трепещущих ресниц, и оторопело замерла.

В неподвижных зрачках, окружённых зелёными радужками, вдруг отразился холодный свет загоревшегося экрана…

А… я, оказывается, болван.

Мой рот исказился в немом изумлении. Сердцебиение замедлилось в унисон с пульсирующим молчанием, раздавшимся на кухне, пока девчонка метнулась взглядом к своему мобильнику. Её глаза трусливо расширились, освободились от флёра обаятельности, и из них тут же хлынули беззвучные слёзы. У расколдованной Евы жалобно задрожал подбородок.

Я выпустил из обмякающих рук телефон и прикусил губу от сдавливающей виски боли.

Мы заглянули друг другу ровно в глаза.

И воли не нашлось больше оторваться. По телу разошлись сковывающие мурашки, а воздух, словно терялся где-то по пути к издыхающим лёгким. Грудную клетку мучительно передавило — это моё доверие испускало дух.

— Лёнь, — надломлено прохрипела Ева в растекающихся по шее слезах. — М-м…

Я заворожено мотнул головой, надеясь избежать тщетных оправданий. Боялся, что от одного лишнего движения или слова могу пустить слезу, как эта сопливая девчонка.

— П-прости, — прошептала она и закрыла рукой дрожащий рот. — Я не… не…

Просто не та.

Не та девушка, с которой стоило начинать. Живодёрка.

— Лёнь?..

Исполосовывающие моё сердце слёзы капали ей на тарелку.

Я схватился за горячий, как при лихорадке, лоб и облокотился о стол. Продолжил чахнуть, глядя в припухшие сверкающие глаза Никольской.

— Я н-никому не расскажу твой секрет… Я н-не собиралась, — заикалась она от плача. — Уже давно, клянусь!.. Клянусь… Слышишь?

Разве была теперь какая-то разница? У меня не осталось группы, друзей, близких людей, девушки… и даже страсти начинать всё сначала. Я согласно кивнул, только бы она не так сильно нарёвывала, и оторвал помутневший взгляд от слишком искренних красных глаз.

Я успел узнать, насколько искусно умеют врать безрассудные ангелы.

— Умоляю! — заскулившая Ева вскочила из-за стола, на котором задребезжали тарелки, и подлетела ко мне, схватив ледяными руками за горящее лицо. — Поверь мне…

Слишком близко. Мои губы вспомнили, кажется, ещё осязаемый след от нашего последнего поцелуя, и болезненно скривились. Удивительной красоты мокрое лицо чуть меркло в тускнеющем свете люстры. Судорожно подрагивающая Никольская, напала на меня с крепкими объятиями, прижимаясь мокрой щекой, и со всей мочи зарыдала.

Я полагал, внутри уже нечему щемить. Но сморщился в надежде, что это убережёт меня не только от слёз, но и выскребающей внутренности сожаления.

Мне так жаль, правда… Кажется, я был недостаточно добр, чтобы когда-либо простить Еву. Может, если не Маша… я бы охотно позволил себе обмануться вновь?

Девчонка, заражая меня ознобом, вдруг обмерла, громко всхлипнув.

— Я л-люблю тебя, Лёнь! — вдруг проревела она мне на ухо, снова заходясь слезами.