Господин Разрушитель (СИ)

В груди задрожало от басов, заглушивших возгласы. Орги всунули мне в руки отстроенный микрофон. Перепонки уловили плэйбеки первой песни, электрогитары зловеще завизжали, вступая в бой, а вездесущий Гриша, окатил зал, волнующийся в сумерках, раскатом ударов по томам и тарелкам. С зоны звуко- и свето-операторов включились иллюминации, и у подмосток сцены посыпались фонтаны ослепляющих красных искр, вызвавших в толпе изумлённые вопли. В потоке света потерялись соседние сцены, стоящие в глубине поля. В темноте замельтешили толпы, бредущие к нашей основной площадке. Я заворожено наблюдал за «фонтанами», пока ещё, в одиночестве, как за фейерверком в детском парке, и понимал, что испытываю не менее искренне, чем в юношестве, счастье — могу себе позволить в двадцать шесть лет не просто сводить себя на представление, а устроить его во имя своей группы.

Когда Гриша пустил в ход кардан, я поймал взгляд Кисы из далёких соседних кулис и вздрогнул. Она тоже самозабвенно смотрела на иллюминации, подсвечивающие розовым цветом её красивое лицо, и даже теперь поглядывала на меня, ожидая своего выхода.

Мы поместили её во второй блок, поэтому Еве предстояло побыть одной. Кажется, для неё это могло стать испытанием… Особенно после того, как я так и не решился с ней поговорить напоследок. Больше времени, кроме как совместной песни на публику, не оставалось.

Я был уверен, что разговорами не смогу ей помочь… Билетами, деньгами, шмотками, контрактами — да. То есть, действиями. Не знаю, на сколько Ева это оценила, но была ещё одна идея…

Я не успел толком подумать. Тыкнул пальцем в её сторону и показал бицепс, намекая на то, что она сможет. Всё будет хорошо.

Потом очухался — кругом море людей. Такие знаки внимания были тупо не в стиле чопорного Господина. Я, чуть не опоздав к вступлению, нервно выскочил из-за кулис под усилившиеся истошные визги, но мельком всё-таки увидел, что она улыбнулась.

Хах… А теперь.

Мне было, что сказать за эту девчонку, ставшую жертвой идейного придурка.

— Не надо смотре-е-еть, как я живу эту жизнь.

Пересчита-ай свои кости, гребанный ты журналист!

Я засыпаю каждый вечер, зная, что мне не соскочить,

Ты же — губишь то, что даже видеть не заслужил!

Я намеревался разогнать этот конфликт до вселенских масштабов и заставить фанатов вызубрить песню, как мантру. Чтобы в каждом чёртовом городе люди помнили, что только одно их равнодушие к сплетням сможет уничтожить этого у*бка.

Океан скандирующих людей, обтекающий сцену, взмывал руками к чернеющему небу.

— Отра-вись! Жри быстрее то, что тебе приготовил

Госпо-дин! Не представляю, как ты сможешь это

Прогло-тить! Я приправил блюдо желчью твоих

О-бид! И принесу венок к надгробию

«Наш милый АНОНИМ»!

Я пел и рычал эти слова, испытывая непередаваемое удовольствие. Под сценой, перед ограждениями секьюрити еле сдерживали фанатов, зашедшихся эмоциями. Уже ко второму припеву они запомнили пару строк и начали выкрикивать в ответ то, что должно было пошатнуть его самомнение.

Если Господин дал слово разрушить чью-то жизнь — он его сдержит!

— Привет, Москва-а-а-а-а-а! — я заорал на последнем слоге, пробираясь за гигантские мониторы.

Внизу тут же скучковалась пара охранников, решивших, что я буду нырять щучкой через ограждение.

— Вы скучали? — да, мать его, они сходили с ума от ожидания!

От тесной толпы исходило словно облако жара. Кто-то умудрялся снимать куртки, а особо отбитые — майки, оставаясь зажатыми между тёплыми одетыми соседями. Не хотел даже думать, собралась бы такая масса без сингла с Евой и внезапного скандала… Во время открытия концерта стемнело, как в преисподней. Тысячи блестящих глаз и вспышек телефонов теперь мерцали у подножия сцены, простираясь вглубь померкнувшего в чёрных стекляшках очков поля.

Я наслаждался.

— Мы приготовили для вас что-то новое! Чернее, чем душонка жалкого журналиста! Альбом «ИСКУШЕНИЕ-Е-Е-Е»! Ра-а-а-а-у!!! — вместе с гортанным воплем изо рта вырывался пар. Единственное, что напоминало теперь о промозглой погоде. — Студийка выйдет на всех гребанных площадках, как только мы спустимся с этой сцены на землю! Поэтому делайте, что хотите — снимайте на телефоны! Отправляйте папашам, подружкам, сёстрам, начальникам! Отправляйте, мать его…. КОМУ?

— ЖУРНАЛИСТУ! — надрывно заверещали ближние ряды.

— ЧТОБ У НЕГО ВЗОРВАЛСЯ ТЕЛЕФО-О-ОН! — тут же зашёлся я криком в ответ.

Вот теперь-то я заколочу крышку твоего гроба! Как бы этот длинный вонючий нос, лезущий в чужую жизнь, не упёрся в потолок…

— А следующая песня «В могиле»! Чтобы вам было весело и ПОСРЫВАЛО БОШКИ-И-И!

Под сопровождение визгов и нагнетающего стука барабанов я перелез обратно, через мониторы и отошёл чуть вглубь сцены. Начал импульсивно расхаживать из стороны в сторону, возле трек-листа, приклеенного к полу, в ожидании вступления. Не мог даже осмотреться по сторонам, не хватало духу.

По одному чмошнику прошёлся — теперь настал черед «похоронить» не менее омерзительную, чем аноним, личность. «Все совпадения с реальными именами — чистая случайность», — говорил им я. — «Это собирательный образ, не более». Хер!