Господин штабс-капитан (СИ)

Небольшими группами и поодиночке, как было условлено, мы к вечеру стали стекаться на берег реки Буг, на котором стоял наш лагерь, но не туда, а в глухое место, далекое от лагеря. Как сейчас помню свои ощущения. Все участники испытывали глубокое чувство смущения в необычайной для нас, военных людей роли «заговорщиков». Волнение и нервозность царили на тайном офицерском собрании. В ходе обсуждения мы установили все известные преступления 3емана, и старший из присутствовавших, капитан Нечаевский взял на себя большую ответственность. Он подал рапорт по команде от себя, но, по сути, от лица всех обер-офицеров, потому что всякое коллективное выступление считалось у нас по военным законам преступлением. Рапорт дошел до начальника штаба дивизии, который положил резолюцию о немедленном увольнении в запас подполковника 3емана.

Но вскоре отношение к нему начальства почему-то изменилось и мы в официальной газете прочли, о переводе 3емана в другой полк. Тогда, возмущенные творящейся несправедливостью, обер-офицеры, собравшись вновь, составили коллективный рапорт, снабженный тридцатью подписями, и направили его главе всей дивизии, прося «дать удовлетворение их воинским и нравственным чувствам, глубоко и тяжко поруганным».

Гроза разразилась. Из Петербурга назначено было расследование, в результате которого начальник штаба дивизии и полковник Штайх вскоре ушли в отставку. Офицерам, подписавшим незаконный коллективный рапорт, объявлен был выговор, а 3еман был выгнан со службы. Но пусть даже такой ценой, но мы добились удовлетворения.

С приездом нового командира, жизнь полка скоро вошла в нормальную колею. Приближался 1913 год. Последний мирный год, год перед войной, когда никто даже подумать не мог о ее скором наступлении.

ГЛАВА 10.

Пасхальная неделя 1915.

Я проснулся от того, что теплый солнечный луч светил мне прямо в глаза. Другие лучики были разбросаны по всей кровати. Я приподнялся и, щурясь, оглядел комнату. Никого. Я вновь закрыл глаза и откинулся на высокую подушку. Рядом со мной тоже никого не было. За окном щебетали птицы, где-то далеко прокричал петух. Где-то совсем рядом копошились куры, гортанно курлыкая. Где-то у соседей пастух пригнал корову, и она протяжно замычала. Конечно, еще не май. Ночи еще холодные. А утро зябкое. Но от этого только спится слаще. Обычное утро в обычной деревне. Хотя, что можно было ждать от Годыновки. Деревня и есть деревня. Население в основном занято работами на земле. В каждом доме имеется домашний скот. Утром хозяйки надаивают свежее молоко, собирают снесенные за ночь яйца. Мужики уже с раннего утра заняты какими-то хозяйственными делами, что-то чинят, налаживают, приспосабливают и так весь день.

Рядом с кроватью стоял стул, на который я вчера аккуратно бросил галифе и китель. Я протянул руку и достал из кармана часы. Без четверти семь. А где же Маша? Куда делась моя ненаглядная? Закрыв вновь глаза, я сладко зевнул и потянулся. Настроение с утра сложилось. Прекрасное утро, прекрасное настроение. Жизнь прекрасна! Минут через пять скрипнула дверь, а за ней и половицы. В комнату вошла она. Я повернулся к окну и посмотрел на нее сквозь полузакрытые веки. До чего же она хороша. Стройное девичье тело, длинные распущенные волосы, слегка вьющиеся. Правильные черты лица. И глаза. Огромные бездонные глаза.

- Душенька, ты почему так рано встала? – полушепотом спросил я Машу.

- Мне в лазарет надо. Правда, я уже опоздала. Но пока не на очень много. Надеюсь, Катя что-нибудь придумает и объяснит мое отсутствие.

- Я тоже на это надеюсь…Она очень находчивая…

- Ты не вставай, поспи еще, я все приготовила.

- Да мне тоже скоро вставать. Сегодня полковая проверка. Необходимо присутствие всех офицеров. Завтра на передовую, - довольно тяжело вздохнул я, но отметил про себя, что этот факт не очень расстроил меня. – Когда ты вернешься? Или хочешь сегодня остаться у себя?

- А ты как хочешь? – мягко улыбнулась Маша. Она повернулась ко мне и смотрела, как я, закинув руки за голову, валяюсь на хозяйской перине.

- Разумеется, я хотел бы быть с тобой и сегодня. Ведь завтра нас отправят в окопы и только Богу известно, когда мы вернемся обратно.

- Я приду… - Маша, быстро подойдя ко мне, наклонилась и поцеловала меня в щеку, - Жди, я обязательно приду!

Она стремительно выбежала из комнаты, да так, что половицы не успели пропеть под небольшим весом ее тела.

Вставать пока не хотелось, и время позволяло мне еще немного полежать. Неделя выдалась воистину сказочной. Мы все это время оставались в тылу, что позволяло нам праздновать Пасху по-настоящему, с разносолами, выпивкой, праздничными богослужениями, общением с женским полом, ночным сном на человеческих кроватях и другими атрибутами мирной жизни. Судьба свела меня с Машей. Чудесным, милым, нежным и уже любимым человеком.