Господин следователь 3

Каким это Берестовым не повезло? И фамилию слышал. Так, сейчас вспомню. Ага, в самом начале моего попадания, когда Чернавский, то есть я, прибыл домой, Александр Иванович говорил — мол, у столоначальника Берестова сынок горничную обрюхатил, пришлось ей приданое хорошее дать, да замуж выдать. Но отец тогда причитал — мол, уж лучше бы и его сынок сделал какой-нибудь девушке ребенка, нежели стал государственным преступником. Но здесь спорить сложно.

— Если у Ваньки с хозяйкой что-то и было, то он вдвойне молодец. Никто ничего не знает, все шито-крыто. Теперь, вот, уже ничего не будет. Хозяйка у его замуж собралась выходить. Тоже, за судейского, за Литтенбранта. Кажется, из тех Литтенбрантов, что в Старой Руссе живут.

Нет, конфидент у отца очень осведомленный. Так, кто же это? Действуем методом исключения. Кто был на той вечеринке? Пристава отметаю сразу — не тот уровень, чтобы переписываться с вице-губернатором, исправник, наверняка, тоже. Теоретически, в переписке мог быть Лентовский, но Николай Викентьевич постельные темы затрагивать бы не стал, ограничившись общим рассказом. Поведал бы о моей службе, об успехах. Возможно, коснулся бы каких-то огрехов, не без того.

Остается лишь один человек — окружной прокурор Книснец. Мы с ним не то, чтобы слишком дружны, но отношения неплохие. И, если не ошибаюсь, в Окружной суд он переведен из канцелярии губернатора. А прокурор, он всегда в курсе служебных дел, да и домашние дела я от него не очень скрываю. Разумеется, за исключением того, о чем знать никому не следует. Что стоило батюшке черкнуть ему пару строк — дескать, милейший Эмиль Эмильевич, не откажите в любезности, поделитесь имеющейся у вас информацией о моем сыне. А добрейший окружной прокурор, в перерывах между службой и бытом, все подробно излагает батюшке.

Кстати, я ведь прокурору тоже свинью подложил. Куда он теперь жену Карандышева водить станет, если «Англетер» закрыт?

Я даже сердиться на прокурора не стану. Сердиться на Эмилия Эмильевича, все равно, что злиться на приложение, установленное родителями на телефон, для отслеживания ребенка. И на родителей обижаться нелепо.

— Еще Иван прежних знакомых не узнает. Вон, горничная сказала — мол, была в лавке, встретила там бывшего преподавателя географии Ивана Александровича, тот попенял — прошел, мол, Чернавский-младший мимо, нос отвернул. Обидно, говорит, что выпускники своих учителей забывают.

— Оленька, а то тут поделать? — вздохнул отец. — Понимаю, со стороны некрасиво, но Иван теперь в своем мире живет. Не забывай — он за полгода четыре убийства расследовал. Да каких! Писали, что про убийство мещанина — как там его? Долгушинова? Нет, Двойнишникова. Министр специальное совещание проводил, полицию наставлял — как работать нужно. Ведь это не наш Ванька должен был сделать, а сыскная полиция.

— Так пусть бы сыскная и искала.

— Так Сыскная только в Петербурге, а пока в Череповце кумекали — звать или не звать на помощь, наш сынок уже все и раскрыл.

— Зря, Саша, ты его в судебные следователи определил, — посетовала матушка. — Боюсь я, как бы что с мальчиком не случилось. Преступления раскрывает, там грязь, кровь…

— Кто ж его знал? — с досадой отвечал батюшка. — Я ведь статистику от исправников и судов регулярно смотрю. Думал — ну, что там в Череповце? Город небольшой, приличный, от Петербурга не слишком далеко. Городской голова человек дельный, Окружным судом Лентовский заправляет — мы с ним давно знакомы. За год — одно убийство, так и то, пьяный сосед другого соседа убил, расследовать ничего не нужно. Судебный следователь бумажки собрал и прокурору отправил. Что там случиться-то может? Куру украли, корова с дороги сбилась, ее цыгане на мясо забили? Так хрен с ней, с курой, а корова сама дура, если с дороги сбилась. Было опасение, что Ванька от скуки пить начнет, так ведь сама знаешь — от дурости спиться можно везде, хоть в провинции, хоть в столице. Посидел бы с годик, а там, я бы его на хорошее место поставил. Оля, ты же помнить должна.

— Помню я твои планы, помню, — хмыкнула матушка. — Поговорил бы с Гирсом, он бы Ванюшке место посланника отыскал. Где-нибудь в Барселоне или в Стокгольме. И служба почетная, и ответственности никакой.

— Ну, кто бы его сразу в посланники поставил? — хмыкнул отец. — Вначале бы в младших секретарях походил, глядишь, лет через десять и в первые секретари вышел. А там уже потихонечку, авось, и до помощника посланника бы дорос. А уж кого посланником ставить, это только император решает.

— Если сейчас похлопотать? — спросила матушка. — Мы же брата министра у себя принимали, возможно, он и Ваню маленького помнит. Ты же с Федором Карловичем в киргизской комиссии вместе был[1]?

— А толку-то? — вздохнул батюшка. — Не возьмут Ивана ни в одну миссию.

— Почему? — возмутилась матушка. — Ваня у нас уже титулярный советник, кавалер ордена.