Господин следователь. Книга 2 (СИ)

— Большой срок титулярному советнику не дадут — год, а то и меньше. Верно? (Лентовский кивнул, соглашаясь с моим предположением), но места лишится. Я ведь о чем с Виноградовым хотел поговорить? Собирался предложить такой вариант: возвращаем вам портсигар, а если у вас претензий к нему — не к портсигару, а к воришке не будет, то титулярный советник переходит на другую службу. Правда, не знаю куда. И как он ростовщику деньги возвращать станет, если полиция заклад конфисковала, тоже не знаю. Зато на свободе останется, честь мундира не запятнает.

— Вы Виноградова избили, оттого, что честь мундира задета? — спросил вдруг Лентовский.

— Отчасти, да, — не стал я кривить душой. — Главное, что он меня оскорбил. И про орденок сказал — мол, папаша похлопотал, да и еще высказал нехорошее слово. Я бы многое стерпел, но, если меня назвали прыщом из губернаторской семьи — не удержался. И не бил я его, всего лишь затрещину дал. Если бы бил, тут вы правы, забил бы до смерти. Да и чего его бить? Хватило бы пары ударов.

— Опасный вы человек, Иван Александрович, — покачал головой Николай Викентьевич. — Сможете человека с двух ударов убить?

— Нет, два удара — это я так, для красного словца (при желании, можно и с одного). У меня в университете приятель был — англоман, увлекался английским боксом, — соврал я. — Мне любопытно стало. Думаю — что такого? Комплекция позволяет, попробую. Я и попробовал. Вначале меня били, потом сам стал бить. Понял, что свои навыки имею право применять лишь тогда, когда имеется опасность для жизни.

— Вы знаете, что Виноградов вас ненавидит?

— Знаю, что он меня очень не любит, но, что ненавидит —догадался только сегодня. У Александра Ивановича какой-то нездоровый комплекс, касающийся происхождения. Я ему как-то Сперанского приводил в пример, как сына священника, добившегося больших высот, про ученых рассказывал из его прежнего сословия. Показалось — проникся. Оказывается, нет.

— Комплекс неполноценности, — досказал за меня Лентовский. — Есть такой у нашего брата.

— У вашего брата? — не понял я.

— Именно так, — усмехнулся Николай Викентьевич. — У тех, кто из церковного сословия в чиновники вышел.

— Разве вы тоже из церковного сословия?

— Дедушка настоятелем собора в Херсоне служил, и отец тоже. Старший брат место отца унаследовал[3]. А я, младший в семье, на службу подался.

— Я отчего-то думал, что вы из шляхты.

— Боже упаси, — фыркнул Николай Викентьевич. — У вас тоже фамилия на ий заканчивается, и что? Фамилия моя от слова лентус происходит, что по латыни медленный или медлительный означает. Деда в семинарии наградили.

Николай Викентьевич опять замолчал, о чем-то размышляя. А я решил высказать то, что на душе. В общем — полнейшую несуразицу.

— Если честно, то я не знаю, как быть. Виноградов, вор. Хуже всего, что он у своих крадет. Уголовники таких крысами именуют, а то, что они делают — крысятничаньем.

— Крысами? — оживился Лентовский. — Никогда не слышал, надо запомнить.

— Сам раньше не слышал, недавно узнал, — вновь соврал я. — Не помню, от кого именно. Повторюсь — Татьяну мне жалко. Не только из-за того, что она моей Леночки подружка, хотя и это имеет значение. Барышня очень умная, собирается на Бестужевские курсы поступать. Уже думал — как ей помочь? Хоть подписной лист составляй. Я бы на ее учебу рублей сорок пожертвовал, а то и больше. Отца бы попросил, но не могу, не имею права. Но нужно, чтобы не я один помогал и чтобы помощи на три года хватило. Девчонка не виновата, что отец ей такой достался. И Александра Ивановича не могу винить — из-за дочери жилы готов сорвать. Поэтому, Николай Викентьевич, воля ваша. Как вы решите, так все и будет. Вы и поопытнее меня будете, и поумнее.

— Дочь Виноградова мечтает поступить на Бестужевские курсы? — уточнил Лентовский.

— Совершенно верно. Виноградов как-то при мне подсчитывал, что обучение дочери ему не меньше семисот рублей в год встанет. Подозреваю, что Александр Иванович и подворовывает-то из-за дочери. Триста рублей за ваш портсигар — почти полгода для Татьяны.

— Я все понял, Иван Александрович, — положил начальник обе ладони на стол, давая понять, что свободен.— Не сочтите за труд — пригласите ко мне Александра Ивановича. Или вам это в тягость?

— Нет, почему в тягость? Тем более, что я в его кабинете шинель и фуражку оставил, надо забрать.

На самом-то деле, мне было неприятно заходить в кабинет Виноградова. Возможно, что со стороны Лентовского это был элемент воспитательной работы? Кто знает.

Снова открыв дверь без стука, раскрыв ее ровно настолько, чтобы протянуть руку и ухватить свое имущество. Снимая шинель (петельку бы не оторвать), сказал:

— Александр Иванович, Его Превосходительство просит вас зайти в кабинет.

Виноградов, сидевший за столом в положении гипсовой фигуры — Мальчик с книгой, встрепенулся:

— Меня отдадут под суд? Уволят?

— Все будет от вас зависеть, — сообщил я, потом посоветовал. — Плакать не стоит и на жизнь жаловаться тоже не нужно. Рассказывайте, как оно есть. Если генерал вас простит, дело против вас открывать я не стану.