— Двигайся, — услышал я, к моей спине прижалась Наталья. — Но только спать, ничего больше.
Меня обняла нежная женская рука. И рад бы соврать — мол, пришло второе дыхание, но врать некрасиво, потому что и на самом деле провалился в сон. И кто с кого снимал стресс — сказать трудно.
Глава двадцатая
Строитель школы
Полицейские меня снова материли. Пусть и беззвучно, но судя по красноречивым взглядам, которые блюстители порядка бросали на судебного следователя — от души. Еще они от души чихали.
— Иван Александрович, да ничего там нет, — хмуро сказал пристав, поглядывая то на меня, то на подчиненных, выкидывавших из амбара сено. — Понимаю, что вы человек дотошный, но надо и меру знать!
Будешь тут дотошным, если перерыл все комнаты и сараи, собрал всю паутину, набил шишку и пару синяков, но ничего не отыскал. Хорошо, что орудие убийства вчера нашли, но его никто не прятал, лежало на самом виду. И отыскал не я, а кто-то из городовых.
Для того, чтобы отправить на каторгу Николая — мужа хозяйки, улик хватит, а вот для выполнения задачи господина надворного советника — маловато.
— О, ваше благородие, а тут что-то есть! — радостно прокричал городовой Смирнов. — Тыкаю вилами, а там что-то твердое.
Народ оживился и работа по разгребанию пошла быстрее. Перекинув сено, у задней стенки амбара обнаружились сундук, чемодан и небольшой чемоданчик.
— Вытаскивайте все на свет божий и открывайте, — скомандовал я.
Вначале вытащили сундук. Судя по тому, что легкий — пустой. Так и есть. И чемодан пустой. Но они оба выполнены в едином стиле, на крышках — герб рода Борноволковых. Предусмотрительный человек, покойный Сергей Степанович. Пометил свои вещи. Или напротив — не слишком умный? Если пускаешься в бега под чужим именем, зачем светить родовой герб? Впрочем, мог просто взять то, что под руку подвернулось. Покойный статский советник опыта пребывания в подполье не имел, мог не задумываться о деталях.
— Оно самое, ваше благородие, — радостно заявил Спиридон Савушкин, младший унтер-офицер. — Картинка точь-в-точь, как вы говорили. Сверху птица летит, крыльями машет, снизу стена с башней.
— Вот и славно, — кивнул я, присаживаясь на корточки, принявшись рассматривать чемоданчик.
Чемоданчик, в отличие от имущества господина Борноволкова, простой, деревянный. Отполирован, но даже лаком не покрыт. Размером как маленький дипломат. Размер — лист формата А3. Если и больше, то ненамного. Потом измерю поточнее, в вершках.
На крышке вытравлен герб Российской империи и надпись «Экспедиція заготовленія государственныхъ бумагъ Россійской имперіи». Как я понимаю — акции, после того, как выходили из-под типографского станка, складывались в такие чемоданчики и опечатывались. Вон, сбоку кусочек сургуча остался.
Замок сломан, а сам чемодан, как и думал, оказался пустым. Могли акции выкинуть, сжечь, но могли и продать.
— Молодцы, служивые, — полушутя похвалил я полицейских и кивнул приставу. — Антон Евлампиевич, прикажите отвезти чемоданы ко мне, в Окружной суд. Желательно, поднять все к дверям кабинета, потом приберу.
Спиридон Савушкин, довольный, что закончилась тягомотина, погрузил все в коляску и посмотрел на нас с приставом.
— Пройдемся? — предложил я Ухтомскому. — Тут и идти-то всего ничего.
— Можно, — кивнул пристав. — Савушкин, вези чемоданы в Окружной суд, к господину следователю, а ты, — кивнул Смирнову, — неси службу дальше.
Городовой Смирнов уныло кивнул. Гостиница нынче стоит пустой, без хозяев, полезных в хозяйстве вещей много. Оставить без охраны — горожане, словно трудолюбивые муравьи, проложат тропы и все растащат. И кони в конюшне — две штуки, их тоже нужно кормить и поить.
Парню можно лишь посочувствовать. Не из-за его «тяжкой службы», а по другой причине. «Англетер» как раз и расположен на том участке, за который он отвечал. Смирнову положено и книги учетные проверять, и правильность прописки сличать. И тот чиновник, что из Кириллова — тоже просчет унтера.
Исправник городового пока не видел, скоро увидит. Эх, тяжко парню придется. Впрочем, сочувствовать не стану. Если бы не головотяпство унтера, события пошли бы по другому.
— Василий Яковлевич у себя? — поинтересовался я, когда мы вышли на проспект.
Ухтомский сделал неопределенный жест. Дескать — не его дело отслеживать, где начальство пребывает. А оно подчиненным не докладывает.
— Если что, говорите всем — его высокоблагородие работает дома, с бумагами, — подсказал я, сдерживая смех.
Василий Яковлевич, судя по всему, вместе с Николаем Ивановичем ушли в «штопор». Но мне они оба пока не слишком нужны.
— С извозчиками разобрались? — поинтересовался я.
— Так что разбираться? — пожал плечами пристав. — Темно, а два дурака не захотели дорогу друг другу уступить. Один в больнице, второй на почтовой станции отлеживается.
— А лошади?
— Слава богу, в порядке. В почтовое ведомство бумагу отпишем — пусть дураков накажут.