Нужно сберечь этого чудесного, неземного ребёнка от новых ударов. Зачем снова испытывать на прочность его светлую и наивную веру в этот мир? Ему и так достаётся...
Пророк сам сделает всё, что сможет. Андрей не просто так получил своё прозвище и репутацию настоящего психа. До белобрысых двойняшек ему далеко, но всё же.
В голову закралась мысль принять тёмное подданство. Студентам и бывшим студентам в этом проблем нет никогда и никаких. Империя жёстко спрашивает со своих подданных, но защищает и поддерживает соответственно. Андрей знал, что основной закон империи -- это закон совести, а не уголовного кодекса. Если среди правящих рождаются такие... дети-боги, дары Неба... насколько же чисты душами и помыслами все правители этой страны?
Папа повыгонял всех из палаты, потом смылся сам, взяв с меня обещание хотя бы сегодня и завтра переночевать здесь. Так уж и быть, ради преотличного самочувствия, я готов даже побыть пару вечеров в больничном крыле. Но больше к врачам -- ни-ни, ноги моей здесь лишний раз не будет!
Хорошо хоть игла в руке не стальная а пластиковая, гибкая. Можно согнуть руку, не боясь, что проткнёт вену. Есть возможность лечь по-удобней. И спа-а-ать. Умотался я за этот безумный денёк...
Вторник оказался таким же весёлым, как понедельник. Мозг работал на всю катушку, сил было столько что хоть горы сворачивай! Поэтому я активно учился, не только догнав, но и снова опередив программу, и развлекался. Тем более, что и от ран на теле почти не осталось следов.
"Питерские мальчики" сменили тактику, принявшись целенаправленно доставать меня. За что и поплатились в очередной раз. Вроде как я был совершенно ни при чём, когда они нарвались на отработку в химической лаборатории, а потом ещё в столовой. Я вообще был в другом конце зала! А двойняшки всего лишь мимо проходили. С этих совершенно невинных первокурсников какой спрос? Правильно, никакого! Зато питерцы со своими подпевалами из наших влетели по полной. Кроме сокурсника, которому я (а может и Ван, не помню) ногу сломал. Он только иногда лекции посещал, освобождённый от всех остальных занятий. Ничего, им потом Мистраль займётся.
Вечером после всех занятий и ужина, я даже согласился пару часов посвятить гитаре, лишь бы не сразу отправляться к врачам. Братья отреагировали на это благосклонно. Даже струны в этот раз звучали радостью полёта и свободы ветра.
-- Давно мы не летали, -- тихо сказал Ван, когда я убрал гитару.
Он сидел напротив на диване, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Очень уставший и замученный светлый исконно тёмного рода.
-- Давно, -- согласился я.
Сколько времени уже я не выпускал крылья? Шрамы на спине сошли полностью. И заново калечить себя без нужны мне пока совсем не хочется. Небо... небо пока молчало, не спеша меня позвать с такой силой, чтобы я не раздумывая шагнул в пропасть с крыши. Брат летал один. Его бескрайние небеса пока что манили сильнее, чем меня...
Чувство вины остро резануло по душе. Я исправлюсь. Только сотру память о том, как это дико больно -- убирать крылья обратно в спину.
Сегодня один только Шон следил за тем, чтобы я никуда не свернул по пути к белохалатникам. Вана без проблем удалось уговорить забить сегодня на всё и пойти сразу спать. А проследить за этим взялись близнецы.
Так что минут через десять я сидел на своей койке, ожидая, пока мне притащат лекарство и общался со старшим братом. Шон не так уж часто открыто одобрял моё умение доставлять окружающим неприятности. Но в этот раз брат целиком и полностью согласился с моими методами воздействия!
Когда же разговор коснулся боевой темы, мне вспомнилось, что брат только недавно получил первую ступень рыцарства... и стало так погано на душе.
Призвав фламберг, я положил его поперёк койки рукоятью к брату. Убрал руку, позволяя ему увидеть три звезды. Обычно они прятались под куском намотанной на рукоять чёрной ткани, чтобы лишний раз не светить статусом. Но сейчас я её снял. Произнёс, не поднимая глаз:
-- Я не хотел, чтобы ты знал. Мама не знает, и папе стало известно не так давно. Мы с дедом вдвоём всё проворачивали...
Брат помолчал, подошёл, коснулся рукояти. И спросил:
-- А Ван знал?
-- Всегда, -- кивнул я. -- Каждую ступень, от посвящения... Мы даже отмечали втихую.
Шон отвёл ладонь от рукояти, сжал кулак. Опустил руку.
-- Прости меня, -- голос у него сел. -- Прости, братишка, за то, что ты всё это время не мог доверять мне. Я кретин и придурок. Даже не представлял истинные масштабы твоих дел и проблем. Преуменьшал и отмахивался. Но я исправлюсь. Обещаю.
-- Тебе не за что просить прощения! -- я поднялся на ноги, поглядел на брата снизу вверх. -- Я сам так решил. Мне не хотелось быть чудовищем ни в твоих глаза, ни в маминых! А я... я вовсе не такой белый и пушистый, как кажется.