Господин Великий Новгород

– Садись! – переломил себя, усмехнулся снова. – А ты с норовом, видать, купец! Люблю!

– Любишь не любишь, того не ведаю. Звал-то зачем? – отмолвил Олекса, усаживаясь на лавку.

– Думаешь, за железо спрошу, что без виры провез? – негромко произнес Ратибор.

Олексу бросило в жар.

– Ве…

«Вестимо», – хотел сказать, поймал себя за язык, поперхнувшись, докончил:

– Ведать не ведою ничего.

– И что ты изменник, переветник немецкий, не ведаешь? Может, ты и того не знаешь, что отец твой немцам служил?

Олекса раскрыл рот и застыл.

– И кого ты даве с обозом привез, неведомо тебе?

Олекса молчал, горница закружилась в глазах.

– Вот что, купец, шутить не будем. За железо, что Озваду продал, заплатишь пять гривен. Мне заплатишь, за то, что промолчу. А коли другие узнают – на себя пеняй. А о другом…

– Отец, я – переветники?! – выдохнул наконец Олекса. Пять гривен сейчас для него мало что значили.

– Да, купец. Отец твой с Борисовой чадью, с изменником Твердятой дело имел.

– То когда было?! Да и не было того! Отец на Чудском сражался!

– Ну, давно ли, нет – яблоко от яблони недалеко падает! А чего тебя Жирослав, покойник, не тем будь помянут, так любил? Мотри, невесту высватал! Тоже давно было? Эх, купец! Железо ты продал, а одно ли железо привез из заморской земли? Сам прежде, а возы потом? А где ты половину обоза потерял-посеял? А что в тех было возах, железо, баешь?

– Железо, одно железо! – смятенно пробормотал Олекса.

– А ежель я на совете, в братстве заморских купцов твоем, докажу, что покойника Творимира сын, купец Олекса, нынче с краденым железом, тайно…

– Не краденое. Мое! Сам ты, сам ты…

– С краденым железом, – жестко повторил Ратибор, – иноземного соглядатая привез, и послухов на то представлю…

– Соглядатая?!

– Да. И не впервой. А что возят, переветничают, то всем ведомо.

Допрежь только не сыскать было кто. А теперь… Сам ты при возах не был, не докажешь. А что за тайный воз твой ночью завозили с Неревского конца?

– Дак то…

(И взмок: чуть бы – и Дмитра выдал!) – А на немецком дворе посол незван неведомо кто в тот же день объявился. Дак как же не ты! Теперя, ежели я на то все послухов представлю, кому поверят?

– Мне!

– Тебе ли? А ежель друг твой, Максимка, все сказанное подтвердит и крест целует, что сам того соглядатая у тебя в тереме видал? Дружок-то твой весь в руках у меня!

– Врешь! – и понял вдруг Олекса: не врет.

Ратибор чуть вскинул глаза (и этого лишнего слова не простит, паук), маленьким ножичком с костяной, парижской работы, рукоятью принялся чистить холеные ногти. На рукояти – рыцарь в иноземных доспехах на коне. Ждал.

– Чего требуешь от меня, боярин? – спросил Олекса, опуская голову.

Ножичек со стуком полетел на стол. Наглые красивые глаза уставились на склоненную голову.

– Хочешь ли грех свой смыть, послужить великому князю Ярославу?

– Все мы его слуги.

– Ан не все? Знаю я речи, что в твоем дому велись, донесли мне.

«Неужели Максимка?» – с болью за друга подумал Олекса.

– Ведомо мне и то, зачем старик Кондрат приволакивался. Князь Юрий вам больно не угодил? Хотели бы Елферьем заменить? С ним, с петухом, мягче не станет! А хитрая лиса, посадник Михаил ваш, не на князево ли место ладитце? При Олександре тихонький был, головы не подымал!

«Ты голову подымал ли при Олександре!» – подумал Олекса, но не сказал ничего.

– Будешь мне сказывать, что услышишь… – Помолчав, Ратибор продолжал:

– Чего там у вас, в братстве, за колгота? Хочешь на место Касарика своего кума Якова посадить, чтоб ловчее плутовать было?

– Не я, другие. Яков плутовать и мне не даст! – твердо ответил Олекса, подымая глаза.

Ратибор усмехнулся недоверчиво:

– Ой ли? Ладно, дело твое. Тем лучше. Мне Касарик нужен.

– Мой жеребей дела не решит, многие Якова хотят! – возразил Олекса.

«Мелок же ты, боярин!» – злорадно подумал он про себя…

– О других не твоя печаль!

– Вестимо.

– Без обмана, слышь?

Олекса снова поднял глаза, промолчал, кивнул.

– С Кондратом говорить будешь.

– Навряд.

– Будешь, говорю! После ко мне придешь. Гляди, не ты один, проверю! И что посадник Михаил думает, мне надо знать! Ты не косись, что Касарик плут. Все вы не лучше! И я не прост, – словно угадывая не сказанное Олексой, продолжал Ратибор, – выгоду свою блюду, конечно, а служу я великому делу! Вы тут во своем корыте, дале Новгорода и мысли помыслить у вас нет, а князь Ярослав о всей Руси печалует, он умом, что сокол, вдаль глядит! Не были бы вы все поодинке, дак и татары бы Русь не полонили!

– Кто поодинке-то был? – не выдержал. Олекса. – Князь владимирский Юрий сам Рязани не помог, своего города Владимира и то не спас, княгиню отдал на поруганье! Ростовчане да суздальцы врозь разбрелись…

– А Господин Новгород Торжка и того не отстоял! Вы за Торжок с князем Ярославом только и воюете, а татарам небось на блюдце поднесли! Что Торжок. Плесков немцам отдали! И твой батька тому причинен! А кто спас?

Олександр, Ярославов брат! И виру на обозы новгородские я по князеву слову налагал. Князю на войско много нужно, а серебро от немцев небось все через ваши руки идет! С Тверью торговать, дак своего николи не упустите!

– У нас зато хлеб дорог.