Господин Великий Новгород. Державный Плотник

Долго маленькая флотилия плутала по лабиринту всех рукавов Невы. Обогнув остров Хирвисари со взморья, она проследовала Малой Невой вверх, мимо острова Койвисари, ныне Петербургской стороны, и мимо маленького острова Иенисари, где ныне крепость, и повернула в Большую Невку, следуя мимо острова Кивисари, ныне Каменного, мимо Мусмансгольма, ныне Елагина, и, обогнув остров Ристисари, ныне Крестовский, Малою Невою вошла опять в Большую Невку.

На всем останавливался взор царя, все обсуждала и взвешивала его творческая мысль, во все вникал его всеобъемлющий гений.

– Сими дыхательными путями будут дышать великие легкие моей России, – говорил он в каком-то творческом гипнозе.

– Отдушины знатные, – согласился Головин.

– Воды что в Ниле, – продолжал государь. У него из ума, по-видимому, не выходил Александр Македонский с его новой столицей в дельте Нила.

Меншиков, умевший отгадывать мысли царя, заметил:

– А, поди, он, Александр Филиппович, не с таким тщанием, как ты, государь, изучал дельту Нила.

– Да у Александра Филиппыча, чаю, не стоял за спиной Нумерс со шведским флотом, как ноне у меня, – проговорил Петр.

Карбасы, выйдя из Большой Невки, снова повернули вниз по Большой Неве.

– Стой! – сказал царь, когда его карбас поравнялся опять с островом Иенисари. – Осмотрим сие место.

Карбас причалил к берегу. Все вышли на островок и исследовали его со всех сторон.

– Государь! – вдруг радостно воскликнул Павлуша Ягужинский. – Изволь взглянуть наверх.

– Что там? – спросил Петр.

– Над тобою, государь, кружит царь-птица! – с юношеской живостью говорил Павлуша. – Орел над тобой, государь, – счастливое знамение.

– Откуда тут быть орлу? – удивился царь.

– А вон и гнездо на дереве, государь, – сказал Меншиков.

Огромная шапка, точно гнездо аиста, чернелась между ветвей с начинавшими распускаться зелеными листьями.

– Знамение, знамение! – радовался Ягужинский. – Такой же орел кружил над Цезарем, когда он переходил через Рубикон.

Государь задумчиво следил за плавными взмахами гигантских крыльев царственной птицы.

– Какой полет! – тихо заметил он.

– Твой полет, государь, – сказал Меншиков.

Исследовав островок Иенисари и его окрестности, государь остановился на решении, что лучше этого островка для сооружения крепости и быть не может.

– Кругом вода, и никаких рвов копать нет надобности, – говорил он возбужденно. – Сие место не Ниеншанцу чета! Мимо сего островка, чаю, не токмо корабль с моря, но и рыбацкая лодка не проскользнет. А по другим рукавам Невы большим судам ходу нет. Назло братцу моему Карлу я новую свою столицу срублю моим топором на его земле, на сей стороне Невы, на острове Койвисари, а на левой стороне Невы разведу огород на славу, сей огород украшу статуями, каковые я видел в Версале, и назову сие место «Парадизом». Самый же город расположу на острове Хирвисари. А по малом времени, чаю, с Божьей помощью, и на левую сторону Невы перекину город.

– А орел все кружится, – не переставал радоваться Ягужинский. – Теперь я вижу, что на гнезде сидит орлица.

– Ну, Павлуша, – ласково проговорил Петр, – не вывести уж тут ей своих орлят.

– Почему, государь?

– А потому, что завтра же мой топор учнет тут ходить по деревам, – сказал Петр. – И будет прочна моя тут построечка: стоять ей здесь, пока земля стоять будет, и солнце по нему ходит.

Окончательно было решено: на Иенисари заложить крепость, а новую столицу – там же, только за протоком, на острове Койвисари, что ныне Петербургская сторона.

Возвращаясь после этого в лагерь, государь долго погружен был в думы; но Меншиков и Ягужинский, привыкшие читать в его душе по глазам и по лицу, понимали состояние этой великой души… То, о чем он по целым дням и ночам мечтал в своем рабочем покое в Москве, к чему с неудержимою страстию рвались его думы, теперь достигнуто им. Нева – это окно в Европу, – его река! «Чужое» море – теперь его море!

– Там я заложу верфь, – указывал он на левый берег Невы, где ныне Адмиралтейство. – Здесь – артиллерийский парк, – указал он на берег Выборгской стороны.

Потом, обратясь к артиллерийскому полковнику Трезини[166], родом итальянцу, Петр сказал:

– Тебе работы будет по горло.

– Рад служить великому государю, – поклонился Трезини.

– Чаю, не позабыл своей науки, живучи у московских варваров?

– Архитектуры, государь? – спросил Трезини.

– Да, стройки, да только вечной, как вечен ваш Рим.

– Думаю, государь… Но построить новый Рим – не хватит человеческой жизни, – отвечал бравый потомок Гракхов. – Даже о Коринфе старая римская пословица говорит: Alta die solo non est exstructa Corinthus.

– А сие что означает?

– «И Коринф построен не в один день».

– А у нас, государь, у немцев, имеется такая же пословица о Риме, – сказал полковник Рене: – Rom ist ninct auf einmal erbaut.

Но государь, кажется, все забыл, когда карбас его поравнялся с шведскими великанами, отбитыми столь молодецки, кораблями «Астрель» и «Гедан». Глаза его сверкнули гордою радостью.

– Данилыч! – окликнул он Меншикова, сидевшего около Головина.

– Что изволишь приказать, государь? – отозвался тот.