Господин Зима

Ничем. Но снег очерчивал его силуэт. Снежинки парили вокруг него, словно скользя по невидимой коже. Зимовей был всего лишь пустотой, имеющей форму, только два лиловых огонька горели на месте глаз.

Тиффани стояла неподвижно, её разум застыл, её тело напрасно ждало указаний, что ему делать.

Рука из падающего снега протянулась к ней — медленно и осторожно. Так тянутся к зверьку, которого боятся вспугнуть. И было в этом движении что-то большее, что-то невысказанное за отсутствием голоса, какое-то стремление, словно невидимое существо вложило в жест всю душу, пусть даже оно и не подозревало о том, что такое душа.

Сжатая в кулак рука замерла в футе от Тиффани, повернулась ладонью вверх и разжалась.

Что-то блеснуло. На невидимой ладони лежала тонкая серебряная цепочка с серебряной Белой Лошадью.

Тиффани невольно вскинула руку к вырезу платья. Но ведь вчера украшение было на ней! Когда она отправилась… смотреть… танец…

«Любопытно, — заметил её Дальний Умысел, который всегда был себе на уме и любил поразмыслить о событиях просто забавы ради. — Кулак был невидимый, но всё же скрывал в себе вещицу. Как это получается? И почему там, где положено быть глазам, горят эти лиловые огни? Почему их-то видно?»

В этом был весь Дальний Умысел. Если бы на голову, служившую ему вместилищем, падал огромный камень, он бы прикидывал: «Любопытно, это вулканическая порода вроде гранита или что-то мягкое — песчаник, например?»

Та часть Тиффани, которую в эту минуту не настолько интересовали мелкие несоответствия, просто смотрела на лошадку, покачивающуюся на цепочке.

Здравый Смысл говорил: «Возьми её».

Задний Ум возражал: «Не бери. Это ловушка».

И Дальний Умысел ему вторил: «Не бери. Ты и представить себе не можешь, какая она холодная».

А потом всё остальное в ней перекричало умы-разумы: «Возьми. Это часть того, что ты есть. Возьми. Когда ты берёшь её в руки, ты думаешь о доме. Возьми её!»

Она протянула правую руку.

Зимовей обронил лошадку ей в ладонь.

Тиффани машинально сжала кулак. Лошадь и правда оказалась невообразимо холодной, и холод этот обжигал.

Тиффани закричала. Очерченный снежинками силуэт Зимовея рассыпался шквалом хлопьев. Снег на земле взорвался с воплями «Раскудрыть!», набежавшие толпой Фигли подхватили её за ноги и так, стоймя, унесли прочь с лесной поляны обратно в дом.

Тиффани заставила себя разжать кулак и другой дрожащей рукой потянула за цепочку, оторвав лошадку от ладони. Там, где она была, остался отпечаток, в точности повторяющий очертания подвески: белая лошадь на розовой коже. Это был не ожог, это было… обморожение.

Госпожа Вероломна с грохотом развернула своё кресло на колёсах.

— Подойди сюда, деточка, — велела она.

Баюкая больную руку и изо всех сил сдерживая слёзы, Тиффани подчинилась.

— Стань рядом с моим креслом, сию же секунду!

Тиффани снова послушалась. Не время перечить.

— Я хочу заглянуть в твоё ухо, — сказала старая ведьма. — Убери с него волосы.

Тиффани отвела в сторону волосы и вздрогнула от щекотки, когда её уха коснулись мышиные усики. Потом мышку убрали.

— Удивительно, — проговорила госпожа Вероломна. — Ничего не видно.

— Э… а что вы думали там увидеть? — отважилась спросить Тиффани.

— Сквозной проём! — гаркнула ведьма так громко, что её мышка пустилась наутёк. — У тебя что, совсем мозгов нет, деточка?

— Ежли вам вдруг оно надыть, — вмешался Явор Заядло, — то Зимовей-то, кажись, драпс-драпс. И снежить перестало.

Его никто не слушал. Если уж у ведьм случается перепалка, они уходят в неё с головой.

— Это моя вещь!

— Побрякушка!

— Нет!

— Не, мож, вам и не до того щаз… — не оставлял попыток несчастный Фигль.

— Разве она нужна тебе, чтобы быть ведьмой?

— Да!

— Ведьмам приспособления ни к чему!

— Вы же путанки используете!

— Используем, да! Но мы в них не нуждаемся! Мы прекрасно можем обойтись и без них!

— Просто этот чучундра как бы слился… — вымученно улыбался Явор Заядло.

И тут Тиффани не смогла сдержаться. Гнев потянул её за язык. Как смеет эта глупая старуха говорить ей, что им ничего не нужно!

— Боффо! — крикнула она. — Боффо! Боффо! Боффо!

Тишина обрушилась на дом, прихлопнув все звуки. Спустя какое-то время госпожа Вероломна сказала, отвернувшись от Тиффани:

— А ну кыкс вы, угрязки фиглёвские! Живо драпс отсюда! Я учую, если хто остатнется! Тута дело не вашее, оно карговское!

По всех комнате раздались быстрые «ших» и «шух», и дверь кухни захлопнулась.

— Так-так… — протянула старая ведьма. — Выходит, ты знаешь про боффо?

— Да, — призналась Тиффани, тяжело дыша. — Знаю.

— Очень хорошо. А ты кому-нибудь рассказывала… — Госпожа Вероломна вдруг замолчала и прижала палец к губам. Потом громко стукнула тростью об пол: — Вон, я грю, чувырлы пронырные! В лесы шныряйте, быр-быро! Позырьте, правда ль он ушлындрил! А если хто ослухнется, я вину сквозь глазья его узырю!

Послышался грохот осыпавшейся горы картошки в подвале — это Фигли кинулись прочь через отдушину.

— Вот теперь они ушли, — сказала госпожа Вероломна. — И не вернутся без спросу. Боффо об этом позаботится.