Господня истина Святых Апостолов, или Кровь цвета красного

— “Антипа, не ищи облегчения в содеянном нами. Как бы ни было, мы причастны к распятию Иисуса. Как бы ни рассуждали — мы виновны получается так или этак — нет нам прощения ни от Бога, ни от черта. Зачем они только и сотворили эту жизнь, по мне лучше бы не было ничего, а то вот теперь приходится маяться и разбираться в своих поступках. Вот посмотри, Антипа, сколько ходит пророков и знахарей, поди разберись, кто из них Бог, а каждый из них проповедует свое, и никто не отступит ни на шаг от своих учений, так же и Иисус. Хотя да, Он оказался Богом, остальные прошли стороной. Как оно так и получается, вот именно попали на Сына Божьего. Ну, Сафаит, если я его там встречу, я все время буду плевать ему в лицо”. — “Погоди, Понтий, давай лучше найдем Иисуса и поговорим с Ним начистоту”. — “Ан­типа, где мы Его найдем?” — “Посетим Матерь Марию, и она скажет, где нам Его искать”. — “Нет, Антипа, мне стыдно просить женщину, у которой мы отняли един­ственного Сына”. — “Тогда, Понтий, я возвращаюсь до­мой, мне нужно отправлять Иродиаду с Соломией”. — “Что, все-таки ты решил уехать?” — “Да, Понтий, не могу я жить в этом городе, он меня давит со всех сторон, и я боюсь быть раздавленным. Мне кажется, что весь Иеру­салим мстит мне”. — “Антипа, та месть тебя будет пре­следовать везде, пойми, Сын Божий был послан не для одного Иерусалима, а для всей Земли, и из этого значит, что вся Земля — Его владения и Он Духовный Царь над ними, и в Его владениях живем и мы со своими гордыми рожами, Антипа, извини меня. Правда, я чуть краше выгляжу от тебя, ибо ты сейчас стоишь предо мной, как покойник, да и то у покойника лицо краше, чем у тебя”. — “Понтий, ты что, издеваешься надо мной?” — “А ты как думал? Сам хочешь сбежать, а меня оставить на произвол, нет, не судьбы моей, а совести моей. Да еще с такой женой. Она меня живьем доедает. Господи, по­милуй нас всех грешных и не дай нас в обиду, как мы отдали Твоего Сына”. — “Но разве словами, Понтий, можно помочь своему горю? Делами надо, делами”. — “Представляешь, Антипа, пройдет много веков, что люди о нас с тобой будут говорить? Ведь только наши имена задействованы в грешном деле, не следователя, не кесаря, а наши с тобой. Мне, наверное, и в бессмертии страшно будет, а помнишь ли ты глаза Иисуса пред тем, как озве­ревшая толпа повела Его на лобное место? Я лично, Антипа, помню. Эти глаза до сих пор предо мной стоят. Сейчас, конечно, вид у Него совсем другой, но уже тогда эти глаза навели на меня страх, только я скрывал от всех”. — “Да, Понтий, я тоже все помню: каждое Его движение и слово, а ведь из Его глаз ни одной слезинки не появилось, и Он не просил помилования и прощения”. — “Да, да, Антипа, если бы это коснулось нас, то я пред­ставляю, как бы мы выглядели да и орали, как свиньи резаные. Еще я понял, что торжествуем мы в своем ве­личии до поры до времени, а потом наступает время пока­яний, а мы и этого нормально не можем делать. Я вот, думаю, если бы мою Клавдию сейчас поставили на место следователя, то нас бы уже не было в живых вместе со всем почтеннейшим синедрионом. Давай, Антипа, все же выпьем вина, а то у меня не только спина, а и голова трещит, как старая колесница”.

— “Мать Мария!” — “Я слушаю тебя, Петр”. — “Что следователь хотел от Тебя?” — “Знаете, дорогие мои, следователь оказался хорошим человеком. Мое чу­тье Мне подсказывает”. — “Да, Мама, Ты права”. — “Иисус, Сынок, он хочет с Тобой встретиться”. — “Мама, Я все слышал и с ним встречусь, но еще не время. Ему нужно пока разобраться с самим собой, Я повторяю, он человек достойный своего призвания”. — “Вот если бы все люди были такими”. — “Да, Павел, ты прав, только справедливость украшает все хорошее в человеке и дела­ет его преданным всем людям и Богу. Ты убедился, ибо все недостойные уже ушли, жаль Мне только Варавву, но Я отдаю ему должное в том, что он был человеком силь­ной воли, и характер его был тверже любого камня. Па­вел, пожалуйста, найди Мне Иоанна, Мне нужно с ним поговорить”. — “Учитель, он на улице. Ты можешь вый­ти к нему”. — “Спасибо, Павел”. Иоанн стоял, по нему было видно, что он о чем-то думает. Иисус не стал его окликать. Он смотрел на него и тоже думал: “Иоанн, Иоанн, тебе предстоит огромный труд и очень беспоко…”