Господство мысли

Затем плавно перекатился на спину и сел, ожидая, что все тело охватит жуткая боль, однако не испытал совсем никаких неприятных ощущений. Разве что голова немного кружилась, и тьма стояла кругом густая, если не сказать плотная, ощутимая. Майкл сел на корточки и ощупал землю вокруг – ничего: ни стены, ни стула хоть какого-нибудь… Пустота. И оглушительная тишина.

– Сара? – позвал Майкл. Уши будто заложило, как бывает при простуде. – Брайсон? Ребят, вы где?

– Ма-айкл, – раздалось в ответ, и он отступил на пару шагов. Заозирался по сторонам – тщетно. Этот голос… Страшный. Механический, призрачный, замогильный. – Ма-айкл.

Майкл резко вдохнул и закружился на месте.

– Сара? Брайсон? – шепотом позвал он друзей. – Ребята! Это вы?

– Ма-айкл! – снова позвал замогильный голос. Не то мужской, не то женский.

– Сара! – заорал Майкл. – Брайсон!

Ответа не было.

Вспомнив о голоформе, он сдавил серьгу. Вспыхнув, экран чуть не ослепил, однако из темноты зеленоватое свечение ничего не выхватило. Погасив экран и полагаясь на собственное ночное зрение, Майкл пошел вперед, на призрачный голос – выставив перед собой руки и готовый в любую секунду наткнуться на препятствие.

– Ма-айкл.

На сей раз голос раздался как будто бы сверху. Майкл запрокинул голову и вгляделся в черное беззвездное небо. Наконец, ему показалось, что там – примерно в сотне футов над землей – забрезжил слабый свет.

Сложив руки рупором, Майкл заорал во все горло:

– Сара! Брайсон!

Тишина.

Свет, впрочем, никуда не делся. Слабый, он по-прежнему горел на прежнем месте.

Майкл присел. Надо было поразмыслить. Отрезанный от кода, он сходил с ума. Ни разу еще во сне ему не доводилось программировать при помощи экрана и клавы. Он не знал, сумеет ли справиться с задачей на таком примитивном инструменте. Внутри виртнета код – не такой, как в реале. Его лучше видно, его прямо чувствуешь, когда работаешь с ним непосредственно. Впрочем, попытаться стоило.

Включив голоформу, Майкл приступил к работе.

2

На все про все ушел час. Самый, пожалуй, длинный и мучительный час в жизни Майкла. Потея от сосредоточенности, вгрызаясь в бесконечные строки символов, окруженный ужасной давящей темнотой, в космической тишине, Майкл наконец написал себе… лестницу.

Точнее, стырил ее из другой игры, которую проходил очень давно. «Ослики на платформах» – одна из тех откровенно глупых игрушек, в которые моментально влюбляешься. Игроку в ней приходилось носиться по замысловатому лабиринту из мостиков, наклонных планок, арок и площадок – очень сложных и запутанных, расположенных без учета законов физики, – избегая при этом множества ловушек и жуткого вида монстров. И все это – ради того, чтобы отыскать всех осликов и вернуть их фермеру по имени Скутер.

В конце концов Майкл утомился и решил сжульничать – начхав на силу тяготения, начал строить себе гигантские лестницы. Сейчас ему не составило труда повторить тот же трюк.

Одна из тех лестниц нависла над ним, уводя сквозь тьму наверх, навстречу свету.

Майкл начал подъем.

3

Чем выше взбирался Майкл, тем ярче становился свет – холодный, синеватый, он шел сквозь круглое отверстие. Несколько раз приходилось останавливаться и перепрограммировать лестницу – чтобы та постоянно вела в нужном направлении. И всякий раз она перемещалась, шурша ножками о земляной пол далеко внизу. Вот вам и чудеса сна.

Выше и выше поднимался Майкл, из тьмы к свету. Кто-нибудь поумнее наверняка нашел бы лучшее философское сравнение, но Майкла сейчас заботили потные ладони и отсутствие друзей.

Майкл поднимался по лестнице полчаса, когда, наконец, достиг цели. Он остановился в нескольких футах под фальшивым небом – серые облака на голубом фоне – и, сделав глубокий вдох, преодолел остаток пути. Словно рабочий, что покидает канализацию через люк, он полез в отверстие. Главное – чтобы сверху не оказалась оживленная улица, и ему не оторвало голову.

Правда, ступеньки за две до отверстия Майкл замер, пораженный доносящимся с той стороны звуком. Он так привык к тишине, что поначалу и не понял, что слышит. А услышал он знакомый и отчетливый шум прибоя.

Прибоя?

Заинтригованный, Майкл выглянул наружу. Поначалу свет ослепил его, а грохот волн оглушил. Когда же Майкл наконец привык к ним и огляделся, челюсть у него так и отвисла.

Он находился на гребне угловатого черного рифа, что торчал посреди пурпурных вод океана. Волны ударяли о камень и разлетались белыми брызгами, похожими на искрящееся вино. Воздух гудел от шума. В лицо ударили соленые капли, и Майкл ахнул – такие они были холодные. Глаза немного защипало, зато Майкл взбодрился, впервые за долгое время.