Господство

— Я знаю. Но не беспокойся, выпускной вечер еще только через восемь месяцев.

— Это вовсе не то, что я хотела…

— Что хотела?

Ее мать попыталась беззаботно рассмеяться, но эффект оказался обратным — смех получился искусственным.

— Не имеет значения. Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

— Хорошо. — Пенелопа снова посмотрела в окно, радуясь, что пока нет никаких признаков появления остальных матерей. — Если я тебе буду нужна, я в саду.

— А у тебя что, нет домашних заданий?

— Мама, это же первый день. Сколько раз нужно тебе повторять? В первый день заданий никогда не бывает. И даже всю первую неделю.

— Когда я училась, у нас были.

— Времена меняются. — На полке стояла ваза с фруктами. Пенелопа взяла оттуда яблоко, левой рукой прихватила свои книги и уже была готова взбежать по лестнице наверх, в свою комнату, чтобы оставить там книги, когда ее остановил голос матери:

— Разве ты не хочешь остаться и повидаться с остальными твоими матерями?

Пенелопа повернулась кругом. Облизнула губы.

— Я бы предпочла сделать это попозже, — заметила она.

— Сегодня был твой первый день в школе. Это ведь выпускной класс. Им интересно, что там произошло. — Она положила руку на плечо Пенелопе. — Они беспокоятся. Мы все беспокоимся.

— Хорошо, — отозвалась Пенелопа.

Мать ласково потрепала ее по плечу.

— Брось ты все это, — улыбнулась она дочери. — Пошли.

Мать Марго, одетая во все черное, как и обычно, сидела за массивным столом в своем кабинете и разговаривала по телефону, отчитывая кого-то на другом конце провода. Она коротко кивнула Пенелопе и матери Фелиции, а затем продолжила свою обличительную речь.

— Единственное, чего я ожидаю, — сказала она ровным твердым голосом, — это, что вы будете точно и корректно исполнять свои обязанности, для чего вы и были наняты. Если такие требования для вас слишком трудны, наша фирма найдет более эффективный и действенный способ сбывать свою продукцию. Я ясно излагаю?

Мать Фелиция села на темный кожаный диван у стены и подала знак Пенелопе сделать то же самое. Пенелопа замотала головой, продолжая стоять.

Мать Марго повесила трубку, затем холодно и осторожно, даже с излишней осторожностью, водворила телефон на место и только после этого, напряженно улыбнувшись, посмотрела на Пенелопу. В ее глубоких коричневых глазах и глянце черных волос отражался свет.

— Я полагаю, твой первый день в школе прошел удовлетворительно?

Пенелопа кивнула, избегая ее взгляда.

— Да, мэм.

— Ты довольна уроками? Учителями?

— Думаю, что да…

— Если нет, я сделаю так, чтобы тебя перевели. Это твой выпускной год, и важно, чтобы ты смогла повысить свой рейтинг.

— С уроками у меня все в порядке.

— Это хорошо, — проронила мать Марго и повторила: — Это хорошо.

Пенелопа ничего не сказала. Некоторое время все три сидели молча.

— Есть что-нибудь еще, что бы ты хотела мне сказать? — спросила мать Марго.

Пенелопа покачала головой.

— Нет, мэм.

— Тогда я хотела бы заняться работой. Спасибо, Пенелопа, что зашла.

Ее отпустили. Разговор был окончен. Мать Фелиция встала.

— Я предлагаю тебе пойти повидаться с остальными матерями.

— Постарайся в этом году, — сказала мать Марго. — Сделай так, чтобы мы тобой гордились.

Пенелопа еще раз кивнула и проследовала за матерью Фелицией к выходу из кабинета. Когда они вышли в коридор, она почувствовала, что вспотела.

Мать Шейла отправилась на виноградники, чтобы взять образцы урожая, остальные матери находились в дегустационной, в главном здании, надзирая за проведением анализов собранного утром винограда. Бригада, проводившая анализы, сидела за длинным лабораторным столом, обращенным к окну. Они исследовали виноградное сусло, чтобы иметь предварительные результаты оценки качества продукта этого года.

— Пенелопа вернулась! — объявила мать Фелиция, прикрывая за собой белую дверь.

Мать Маргарет о чем-то тихо беседовала с двумя лаборантками. При звуке голоса Фелиции все три подняли головы, рассеянно улыбнулись, помахали руками и продолжили разговор. Однако мать Дженин немедленно прекратила свое занятие и поспешила к ним. Ее каблуки на шпильках громко простучали по кафельному полу. Пенелопа почувствовала, что вся напряглась. Дженин подошла к ней, обвила руками и крепко прижала к себе. Объятие было слишком долгим и несколько не материнским, и Пенелопа с тревогой и волнением задержала дыхание. Как всегда, она пыталась убедить себя, что мать Дженин ее действительно любит и заботится о ней, но внушение и чувство — разные вещи. Что-то тревожащее, неспокойное было в этой ее самой молодой матери, она не могла точно определить, что именно, поэтому как только мать Дженин ее отпустила, Пенелопа сделала шаг назад.

— Я так скучала по тебе, — сказала мать Дженин своим сюсюкающим тоном, по обыкновению обращаясь к Пенелопе, как к маленькой. — Я всегда ненавижу, когда кончается лето, потому что ты должна оставлять нас и возвращаться в школу.

Пенелопа, ничего не ответив, сделала неопределенный жест. На самом деле в последние две недели девушка встречалась с матерью Дженин только за завтраком и ужином и вовсе не думала о том, что эта женщина по ней скучает.