Вдоль трибун вразвалку шел коренастый наездник в темномалиновом камзоле, в малиново-белом картузе козырьком назад, ведя на поводу жеребца. В ответ на крики и рукоплескания, несущиеся с трибун, Сорокин равнодушно потрясал рукой с видом человека, привыкшего к почестям. Кретов не мог налюбоваться на жеребца. Вот бы такого сухинцам!
Не дойдя до конца трибуны, жеребец тряхнул головой и повернул назад; казалось, и он, подобно своему наезднику, пресыщен славой.
Среди сотен ушанок, шапок, кепок и шляп Кретов разглядел серебряную кубанку Струганова и зеленый верх военной фуражки Ожигова. Окликнув, он поманил их к себе.
— Ну, как наш герой? Не дрейфит? — с беспокойством осведомился быстро подошедший Струганов.
Видно было, что сам Струганов дрейфит посильнее Никифора: щеки его горели, он широко распахнул полы тулупа, расстегнул ворот гимнастерки.
— Больно сильный сегодня состав…
— Ну? Может, и соваться не стоит?
— Лиха беда — начало…
Струганов глядел на Кретова, ожидая каких-то ободряющих слов, но Кретов молчал, и Струганов со вздохом отвернулся.
Огромное поле ипподрома, покрытое тончайшим слоем снега, розовело в лучах идущего на ущерб солнца; бледноголубое небо медленно вбирало в себя обведенные золотом дымки окрестных фабрик.
Заиграла музыка; казалось, еще шире раздвинулся простор.
Струганов вздохнул:
— И нервное же это дело!
— И тщеславен же ты, Николка! — в тон ему отозвался Ожигов.
— Верно! — с готовностью подтвердил Струганов. — У нас в семействе все тщеславные были, потому — хорошая кровь. Мой папаня…
— Тише! — сердитым шепотом прервал его стоявший рядом болельщик.
Музыка оборвалась, и в наступившей тишине голос диктора возвестил о заезде на приз имени Советской Армии.
— Первым номером идет Дарьял, наездник Фокин, камзол и картуз синие; вторым номером — Добрый путь, наездник Силичев, камзол оранжевый, картуз белый; третьим номером — Громовой, наездник Леонтий Камнев, камзол фиолетовый, картуз красный; четвертым номером — Маргаритка, наездник Колосков, камзол малиновый, картуз голубой…
— Да ведь это же наш Никифор! — нетерпеливо воскликнул Струганов.
Кретов натянуто улыбнулся. Уж себя-то он считал застрахованным от волнений подобного рода, но какое-то подозрительное колотье под ложечкой показало, что это не совсем так…
Появление на беговой дорожке статного Громобоя вызвало бурные приветствия. До начала заезда аплодировали обычно лишь Смельчаку и Фиалке, постоянным фаворитам. Но уж больно хороши были и Громовой и наездник — оба рослые, статные, щеголеватые. Старший Камнев сидел на качалке, широко расставив ноги; его фиолетовый камзол в лучах солнца казался рыжим, как и его великолепные усы.
За ним появился Фокин на Дарьяле, тоже неплохой лошадке, Никифор на Маргаритке; второй номер что-то замешкался, — среди зрителей прошел слух, что Добрый путь захромал и на старт не выйдет.
Кретов впился глазами в Никифора, который в этот момент с одеревенелым лицом поворачивал Маргаритку в сторону стартовой вышки.
Кретов хорошо знал это состояние одеревенелости, овладевающее молодыми наездниками на виду у огромной толпы, но он ничем не мог помочь Никифору. Тот пустил Маргаритку рысью, проехал с полкруга, поворотил назад и остановился метрах в пятнадцати от старта.
«Опасается насчет старта, — решил Кретов, — совсем не промял коня». Он невольно приподнялся, желая подать Никифору знак, но тут же опустился на место, поняв бессмысленность своей попытки.
В это время Камнев и Фокин понеслись вдоль трибун. Не доезжая до конца прямой, они ловко, с ходу, повернули, так что спицы качалок пустили под солнцем золотые стрелы. Кони в их руках казались совершенными механизмами — так безошибочно выполняли они любое требование наездников.
Никифор тронулся к старту. Навстречу ему пронеслись Фокин и Камнев. Они круто повернули и устремились к стартовой черте. Короткий взмах флажка отметил, что старт принят. Проиграв в разгоне, Никифор выиграл бровку. Он первым прошел поворот, но на короткой прямой его настигли Фокин и Камнев. Под косым углом зрения трудно было определить, кто идет первым, но когда лошади вышли на противоположную длинную прямую, стало ясно, что судьба заезда решена.
Увидев, что ее обходят другие лошади, и не чувствуя посыла, Маргаритка пошла галопом. Тщетно пытался Никифор сдержать ее. Откинувшись назад, он почти лежал параллельно земле, и поскольку на таком расстоянии вожжи не были видны, казалось — он проделывает какой-то сложный трюк.
— Силен козел! — гоготали болельщики.
Впереди, выбрасывая длинные ноги, мчался Громовой, пушились по ветру рыжие усы Камнева.
— Что с Маргариткой? — хрипло спросил Струганов.
— А вот это и есть классический сбой, — с бесстрастием, скрывавшим боль, ответил Кретов.
— Значит, проиграл!
— Еще как!
Ожигов ласково обнял Струганова за плечи.
На последнем повороте Никифору удалось, наконец, перевести Маргаритку на нормальную рысь. В этот момент раздались аплодисменты: Камнев блестяще финишировал, выиграв у Фокина с десяток метров.