Госпожа

Эти недели я провела за рассылкой приглашений на просмотр, составлением краткого пресс-релиза, выбором идеальной серой льняной бумаги для каталога и переговорами с фирмой, занимавшейся побелкой стен галереи. Ценители современного искусства воспринимают исключительно белые стены – это такой же факт, как и то, что все они ожидают, что картины окажутся нонконформистскими, двусмысленными и деструктивными. Мои текущие рабочие задачи несильно отличались от того, что входило в мои обязанности на дневной работе в «Британских картинах» в Лондоне, но теперь все было совершенно иначе. Во-первых, у меня появился настоящий рабочий стол «Полтрона T13», изготовленный по образцу модели Альбини 1953 года и производивший глубочайшее впечатление на посетителей, по крайней мере на итальянцев. За этим столом я могла сидеть сколько угодно, и некому было упрекнуть меня в том, что я ничего не делаю. Ассистента я нанимать не торопилась, а просто наняла нескольких студентов местного университета, чтобы те разносили гостям просекко и принимали у них верхнюю одежду, но они обращались ко мне «синьора Тирлинк», а не «Эй-Как-Там-Тебя».

На секунду мне отчаянно захотелось забыть обо всем произошедшем, перенестись обратно во времени и показать более молодой версии себя, что ее ждет в будущем. Посетители и бокалы с просекко были настоящими, настоящими были и написанные от руки ярлыки, которые студенты один за другим прикрепляли к картинам, чтобы показать, что данный объект уже зарезервирован. И даже я сама – такая невозмутимая, безупречная, уверенная в себе, – даже я была настоящей. Мой успех можно было назвать относительно скромным, но меня это не смущало – напротив, я была в полном восторге.

На другом конце зала тот самый Шталь, судя по внешности – скандинав, лениво листал мой тщательно составленный каталог. Подозвав к себе одного из студентов, он полез за бумажником. Значит, хочет что-то купить, подумала я и уже собиралась подойти к нему, как кто-то вдруг взял меня за локоть. Обернувшись, я увидела серьезного пожилого господина, одетого в строгий твидовый пиджак, несмотря на жару. Сначала я решила, что это просто заблудившийся турист или случайно забредший сюда профессор из расположенного неподалеку Университета Ка’Фоскари, но по первым же сказанным им по-английски словам поняла, что он русский, и нервно пробормотала:

– Добрый вечер!

– Вы говорите по-русски?

– Всего пару слов, к сожалению. – Я перешла на английский: – Чем могу быть полезна?

– Вы Элизабет Тирлинк?

– К вашим услугам.

Слегка поклонившись, он протянул мне визитку, на которой было написано «Доктор Иван Казбич» и адрес какой-то галереи в Белграде. Наверное, слышал про мои дела с «Ксаок».

– Чудесно. Я должен поговорить с вами от лица моего работодателя. Не найдется ли у вас свободной минутки?

– Ну разумеется, – заинтригованно ответила я.

– Я бы предпочел переговорить с вами наедине.

– Хорошо, – ответила я, взглянув на часы и обнаружив, что уже половина восьмого. – Вы не могли бы немного подождать? Показ вот-вот закончится.

Мой собеседник огляделся по сторонам. Шталь явно купил три последние картины, поскольку на всех экспонатах уже красовались ярлыки с надписью багровыми чернилами: «Продано».

– Вы, должно быть, очень довольны, такой успех…

– Да, благодарю вас. Прошу прощения, я ненадолго отойду, – сказала я и направилась к Шталю, который не спешил уходить, в то время как остальные гости уже толпились у выхода, прощаясь и обмениваясь планами на вечер.

Он спросил, не хочу ли я сходить вместе с ним в «Гарри бар», и тогда мне сразу стало все понятно на его счет. Венеция – величайшее творение рук человеческих, так почему же люди решают пойти ужинать в единственное место, где совершенно не на что смотреть, кроме как на унылую гротескную клиентуру? Взяв себя в руки, я объяснила, что у меня назначена встреча, и вежливо, но настойчиво выпроводила его на набережную, где слегка подернувшееся вечерней дымкой небо уже начинало менять цвет с сапфирового на медовый. Я поблагодарила за помощь студентов, которые к тому времени уже сложили каталоги в аккуратные стопки и убрали пустые бутылки и бокалы, расплатилась с ними наличкой, проводила до дверей и вернулась к доктору Казбичу.

– Прошу прощения, что заставила вас ждать.

– Ну что вы.