Госпожа Клио. Восход

Поскольку делать ничего не хотелось, Даша взяла оставленную Виталием книгу. Взгляд скользил по знакомым с детства изображениям пирамид, а воображение безуспешно пыталось оживить их, восстановив древние руины и населив людьми заметенные песком города. Но ничего не получалось. Люди непременно оказывались, либо туристами в белых шортах, либо веселыми арабами в красных фесках, продававшими сувениры; да и сами строения получались какими-то несуразными, украшенными колоннами Исаакиевского собора и треугольным фронтоном местного оперного театра с трубящими на крыше музами. Полнейшая чушь получалась…

Из книги выпали несколько блокнотных листов. Не глядя, Даша вложила их обратно и поставила книгу на полку.

…Нет, Виталик, древние цивилизации остаются в своей недостижимой древности и вернуть их к жизни, пусть даже на время, неподвластно никому!.. С другой стороны, все у него выглядело вполне правдоподобно даже для меня, хотя историю я знаю в тысячу раз лучше – все-таки пять семестров учила ее в университете, а он не знает ни хрена!.. Может, все-таки существует тот самый «коридор»?..

Вопрос был принципиальным, и тут Даша поняла, что ей абсолютно не присущ дух авантюризма, и жизнь ее протекает именно так, как должна протекать – спокойно и пресно, а любые отклонения от нормы должны быть на сто процентов безопасными, вроде незапланированного похода в ресторан или встречи с подругами.

…А, вот, сейчас проверю, где он, – Даша взяла телефон. Жест был совершенно немотивированным, потому что готовясь задать вопрос, она даже не думала, какой ответ желала б получить, а это всегда чревато непредсказуемыми последствиями. В том и заключается основная проблема «женской логики».

Трубка молчала и после пятого, и после десятого гудка…

…Естественно, отключил… А, кстати, может, он всю жизнь дурит меня? Я ж, идиотка, верю в «золотой кокон»; пыжусь, напрягаю воображение и рассказываю ему, как у меня что-то получается… Он смеется надо мной, как над дурочкой… да нет, он не такой…

Несмотря на последнюю, успокаивающую мысль, зерно сомнений уже упало и рано или поздно должно было прорасти. Даша внимательно смотрела на телефон, словно ожидая, что тот все же рассеет неприятные предположения. …Конечно, зачем ему это нужно? – подумала Даша, то ли о муже, то ли о маленьком белом аппарате. Она вдруг почувствовала, как удивительно быстро улетучилось ее вечное состояние безмятежности. Причем, ему на смену пришла даже не обида, а нечто большее, необъяснимое словами и непреодолимое чувственно. Между ней и мужем, вроде, возникла стена, четко разграничивающая, где есть он, а где она, и их миры не соприкасались.

Ощущение изолированного пространства, в котором, кроме нее самой, нет никого, привносило странное душевное состояние, превращавшее жизнь из радужно-золотой сказки в серое и невзрачное бытие. Видимо, любовь, которую Даша всегда считала чувством светлым и прекрасным, приобрела характерные мученические оттенки, невольно провоцируя бунт растерявшегося сознания. Оно требовало немедленных доказательств того, что даже если жена и не личность в высоком понимании этого слова, то, по крайней мере, тоже живое существо и потому более ценна, нежели бредни о давно погибших цивилизациях.

Если бы по двору носился ветер, оплевывая прохожих колючим снегом, возможно, Даша и нашла б аргумент остаться дома и раздувать жалость к себе внутри, а потом излить ее потоками бессмысленных слез, но в небе светило солнце; веселый морозец уже готовился, заигрывая, ущипнуть ее за нос, щеки и уши одновременно, а дрожащий прозрачный воздух затаился в нетерпении, прежде чем заполнить легкие, и вырываясь обратно густыми клубами пара, инеем осесть на кончиках волос.