– Я ни тот и ни другой, – гордо ответил жрец, – я – единственный, кто общается с хозяином жизни и смерти; с тем, в ком заключен жизненный путь до рождения и после ухода.
– Ты отрицаешь Солнце? – заинтересовался Инка.
– Солнце светит, пока мы живем, а Ланзон с нами вечно.
Ответ вряд ли понравился Инке, но он, видимо, не нашел достойного возражения и перешел к конкретным вопросам.
– И что сказал тебе Ланзон? – спросил он.
– Он сказал, что ты не должен верить пришельцам ни в чем. Ты должен их всех убить.
– Нет! Их нельзя убивать! – воскликнул Манко, вспоминая об обещанных ему благах, – Великий Инка, они принесут тебе славу! Они разобьют всех твоих врагов и расширят твои владения! Они подарят тебе чудесных лошадей, которые могут бежать быстрее самых быстрых гонцов и нести на себе тяжелые грузы! Они научат твоих воинов одеваться в металл!.. Им надо только немного желтого металла, которого у тебя в избытке!..
– У меня всего в избытке, – мимоходом заметил Инка, – так почему я должен их убить, – он снова обратился к Найпламу.
– Они разграбят твои храмы, потому что желтого металла им всегда будет мало. Они станут насиловать „избранных женщин“, предназначенных Солнцу, и убивать твоих подданных, а тебя самого закуют в цепи и наденут железный ошейник…
Найплам не знал, откуда брались в нем эти страшные подробности, но чувствовал, как впиваются в его руку ногти Ранчи, и, тем не менее, продолжал говорить:
– …их тысячи тысяч, и если ты не убьешь тех, которые пришли первыми, то серые крылья покроют всю Большую Воду. Они будут все прибывать и прибывать, пока твоему народу не останется места на твоей земле…
В мертвой тишине вдруг раздался странный звук, похожий на одинокий удар большого барабана. Все услышали его и вздрогнули, но то, что возникло вслед за ним, наверное, увидел один Найплам, иначе люди бросились бы врассыпную, забыв о присутствии Сына Солнца, при котором любое проявление трусости каралось смертью.
Рядом с Найпламом возникла Па-ке-ну. Как лесная ведьма могла оказаться здесь, Найплам не понимал, но рот ее исказился, рыжая прядь упали на лоб, а широко раскрытые глаза метали молнии; лицо ее источало такую ярость, что Найплам испугался, и тут же почувствовав обжигающее прикосновение, замер на полуслове. Его коснулась ладонь Па-ке-ну, через которую мысли потекли в неведомую бездну. Физическое тело жреца еще некоторое время удерживала Ранча, вцепившаяся сведенными от напряжения пальцами, но ее сила ни шла ни в какое сравнение с лесной ведьмой. Как все выглядело со стороны, Найплам не знал, но вечно невозмутимое лицо Великого Инки поразил ужас, и больше Найплам не помнил ничего…
Великий Инка, как и подобает Сыну Солнца, пришел в себя первым. Его приближенные продолжали лежать на земле, трусливо прикрыв головы руками, но карать их за это не имело смысла, так как при появлении Бога ни один человек не может сохранить самообладание. А, скорее всего, это и был Ланзон – только он мог забрать своего Верховного жреца.
Воины, побросав оружие, сбились в кучу, как перепуганные ламы; Манко лежал без движения, согнувшись так, что казался мертвым; только самый доверенный курака продолжал стоять подле Инки, но и он, словно окаменел, уставившись невидящим взглядом на то место, где только что находился жрец.
Инка дотронулся до курака, приводя того в чувство. В другое время это явилось бы жестом величайшей милости, после которого место священного прикосновения полагалось оберегать от воды и других внешних воздействий, но сейчас все произошло настолько естественно, что никто и не заметил.
– Ланзон забрал свое творение, – провозгласил Инка, обращаясь к курака, – а ведь он почти убедил меня, убить пришельцев. Но теперь я прозрел и не совершу роковую ошибку. Солнце подсказывает мне не слушать лживого пророка. Белые Люди будут служить мне, и я стану еще более великим, чем прежде. Пусть поднимут этого человека, – он указал на Манко, – скажи ему, что я хочу встретиться с пришельцами. Пусть они придут в Кахамарку и станут лагерем на городской площади. Завтра я выйду к ним без оружия и в знак дружбы поднесу им чаши из желтого металла».
Вместе с поставленной точкой, обручи, сдавливавшие Женину голову, лопнули – он почувствовал фантастическую легкость, будто открывшийся шлюз мгновенно очистил сознание от навязчивых образов и странных мироощущений. И, тем не менее, осталось какое-то смутное знание, что с исчезновением Найплама история не закончилось: испанцы назначат Манко Великим Инкой, но проживет он не долго – как предателя его убьют свои же (только судьбу инкского государства это уже никак не изменит); Ранчу увезут в Испанию, и там… но это был уже совсем другой роман, поэтому Женя уверенно вывел «Конец первой книги».