- Благодарю, - мирно сказал Клебер и попытался мне улыбнуться. - Извините, госпожа Марика, что мы расстраиваем вас некрасивыми перебранками. Ваше преподобие, - он тяжело вздохнул, подбирая слова. - Даже если опустить всю предысторию... Меня угнетает не возможность получить очередную дырку в спине или потребность смириться и 'поскучать'... Это назначение... Это фикция. Оно мое не по праву, не по заслугам. И это всем очевидно. Ноль субординации и уважения. Да я со стыда сгорю перед отцом! Прямой как штык господин Де Санж просил меня продержаться хотя бы четыре месяца до предположительного момента окончания следствия над Д'Апре.
- Я не думаю, что обер-полицмейстер имел в виду вашу неспособность к административной и аналитической работе, - преободрился айн. - Вы слишком молоды, но это лечится. Не растеряли еще тяги к приключениям. С вашим авантюрным складом характера назначение может видеться несвоевременным, но раз уж вы сами понимаете - все будет хорошо.
- Как я люблю это ваше 'все будет хорошо', господин Бошан. - засмеялась я. - Сразу верится. Ну, а вы? Вы не растеряли тяги к приключениям?
- Я ими сыт по горло, милая моя. Но надо мной не висит угроза быть убитым в подворотне.
- А почему непременно должно случиться убийство? - мысль вырвалась наружу прежде, чем я подумала о последствиях.
Марика, никто не спрашивал твоего мнения, не лезь со своими непрошеными советами.
Но вечные женские добродетели, молчание, скромность и благоразумие, сегодня взяли выходной.
- Вот посудите: что если ваша смерть станет чем-то невыгодным? Им на руку недоверие к полиции? Станьте национальным героем! Громкой, одиозной фигурой, как этот... - я потянулась за газетой в корзине, - ... Хальц. И тогда ваша кончина, даже от коклюша, будет народной трагедией.
- Рука на перевязи, лицо расцарапано, изящная бледность и готово, - полушутя, полусерьезно заметил айн. - Ареол паладина, рыцаря справедливости сияет ярче новомодной электрической лампочки. Знаете, образ страдальца...
- Я не хочу играть страдальца!
- Нееет, - перебила я, ведь 'Остапа несло'. - Нужен образ мученика за правду, он всегда хорошо работает. Спас нежно любимого Директора, раскрыл преступления серийного маньяка и грязное дело аристократов, еще и живым остался - да вас нельзя будет тронуть! Ни политически, ни физически.
- Сударыня, вам надо книжки писать... Так фантазируете... Если меня таки убьют - смело издавайте мою биографию.
- Нет, - обиделась я. - Мы нарисуем ваш светлый лик на знаменах и с этим точно победим!
Пыл вдохновения начал утихать. Так и знала, надо было молчать и не лезть. В этом мире место женщины вполне определенное, а ты за всеми этими приключениями и забыла.
- Клебер, вы не правы, - вступился Ранье. - Предложение дельное. Сейчас финансовые потоки перекрыты, ни казначея города, ни связей с заграницей или столицей. Используйте власть, деньги, шантаж - и станьте сенсацией. Противники пользовались газетами - перехватите пока не поздно. А если серьезно, то убийство народного любимца - это вызов народу, а они, по всей видимости, пытались народ переманить на свою сторону. Мы знаем их методы, мы можем найти оружие против них.
- Поддерживаю. Все кроме шантажа. Я за откровенные беседы.
- Я вам что, цирковая обезьянка или жирафа?!
- Нет, Ройс. Вы ввязались в игру. Играйте до конца или выходите - рапорт и поправлять здоворье на воды в Хеймс.
Капитан упорствовал еще долго. Сердитый Байо дважды заглядывал в комнату и, отчаявшись дозваться почтеннейшую публику на поздний ужин, отправил мальчика с подносом прямо в гостиную. Завидя постылую холодную телятину и бутерброды, его преподобие немедля вспомнил о законах гостеприимства, пресек творящееся безобразие, и дискуссия переместилась в столовую.
Мало-помалу стратегия безопасности исполняющего обязанности полицмейстера Демея и приближенных лиц обретала конкретные формы: Ройс уже не выглядел таким букой, внимал доводам господина Бошана, временами даже кивал и конструктивно критиковал позицию Ранье или айна, постепенно загораясь идей стать звездой таблоидов.
А вот Марика медленно угасла. С энтузиазмом следившая за беседой, сначала она перестала улыбаться грубоватым шуткам, которые то и дело срывались с языка забывшихся мужчин. Дело ясное, конец насыщенного событиями и эмоциями дня (душевное равновесие его преподобия, например, все еще нуждалось в лекарстве, что говорить о молодых и горячих?), мысль летит что песня, меткое-едкое словцо так и рвется, а тут... дама. И, кажется, дама была не против посмеяться со всеми, кабы не 'чуткий' капитан со своими тонкими намеками: 'Простите, сударыня? Мы вас не утомили?' Не иначе как почувствовав свою оплошность, Клебер сделал гениальный еще один шаг - решил впредь игнорировать барышню. И в каких академиях преподают эдакие уроки учтивости? Чего вы добились, месье? Дама бросила делать какие-либо замечания. А после слов 'ваш план, Ранье' вовсе отложила салфетку и отвернулась к окну, изредка бросая в сторону мужчин печальные взгляды.