Госпожа Марика в бегах

— Ты богатеть тут собралась что ли? — Марика неопределенно пожала плечами. — Чувствую себя феей крестной. Слушай внимательно: пока не поздно, беги к Амандин. Ее мадам нужна прачка для кружев и тонкой работы. Это стоит дорого, сама о цене договоришься. Понаглее там. Работенка как раз для такой аккуратистки как ты. Скажи, я послала.

Золушке оставалось только хлопать глазами и благодарить, ведь и правда, крестная-мать. Но картинка рассыпалась, стоило женщине, чуть изменив тон добавить напоследок.

— Ты хорошая, честная девушка, Марика. С тобой этот дом чуть меньше похож на бордель, но такие тут долго не живут. Такие очень грустно кончают в Ветошном, в углу на чердаке, но чаще на улице. Шансы надо использовать на полную катушку. Все шансы.

* * *

Идти к Амандин совершенно не хотелось. Был стыдно за наш последний разговор и в первую очередь перед самой собой стыдно. Вспоминая детали беседы, хотелось то завернуться в паранджу, она же дырявая простынь, то размалеваться посочнее. Три фалькона? Да я… Тридцать три! А как же моя тонкая душа и почти законченный бакалавриат?

Соседка разговор тоже помнила. А потому усмехнулась моей непроницаемой физиономии, раскусив игру в три счета:

— Вы, интеллигентные дурочки, на любую грязь готовы, лишь бы не падение, — последнее слово она драматически выделила. И добавила, точно выплюнув. — Ты же меня презираешь. Согласна стирать мои грязные панталоны и презираешь. А на самом деле точно так же продаешься и покупаешься, просто сама об этом не знаешь.

«Ты не права». А больше сказать тут было нечего. Броситься уверять в вечной дружбе? Да не с чего, и Амандин сама не раз демонстрировала свое отношение к бескорыстным душевным порывам. Все наши с ней контакты тщательно взвешивались — ты мне, я тебе. И долги эти всегда помнила. Так что взгляд первой отвела она.

— Мосерат-Манси, девятнадцать. Зайди со двора, скажи там на кухне, что к мадам. И на-ка вот, — она подтолкнула ногой набитую бельем наволочку.

Подбирать мешок я не торопилась, стояла попросту в дверях, скептически оценивая подобный тон в свой адрес. Почувствовав мое настроение, она-таки сама нагнулась за грязным барахлом и сунула мне в руки. Два-ноль.

Кивнув на прощание, я уже было собиралась покинуть насупившуюся упорно не смотрящую в мою сторону девицу, как та окликнула меня.

— Подожди. Тут о тебе спрашивали. Темненький такой, лицо гладкое…

Сердце застучало. Поди ж ты, успокойся! Верно, месье Клебер. А я раздумывала, как его отыскать — скоро идти к ростовщику с процентами, и на этой почве у меня случаются ежедневные панические атаки.

— Кажется, понимаю…

— Мутный такой тип.

— Точно, — заулыбалась я.

— Нет, ты не поняла. Он мне показался мутным.

* * *

Заведение Мадам Селестины славилось на весь Демей. И не то чтоб тут девицы были краше, вино слаще и музыка громче. Разные были девицы, на любой вкус, так сказать: хрупкие наяды с прозрачной бледной кожей, рябые веселые крестьянки, страстные смуглянки с южных островов, таинственные, но не менее темпераментные восточные красотки. Аборигенам на фоне этакой экзотики приходилось быть крайне изобретательными. Были «падшая маркиза» и «благородная синьорина», «пастушка» и «укротительница кузнечных мехов», «монахиня», «сестра милосердия», «гувернантка»… Любой каприз. А ко всему прочему — ежевечерняя развлекательная программа, не самое кислое шампанское и темнокожий трубач в мини-оркестре. Вот он, рецепт успеха.

Время было к полудню, с черной лестницы слышалось только тихое шипение граммофона из холла второго этажа, где отдыхали «курочки» (так называла своих коллег Амандин), да иногда из зала доносился шум двигаемой мебели — там шла подготовка к вечернему действу. Дивных птиц я так и не увидела, зато очень быстро решила все свои вопросы, видать поднакопилось у них…

Бельишко забрала тут же. К чему оттягивать получение денег? Половину к слову дали вперед — на мыло, синьку и бренди. Последнее было очень кстати. В смысле аванс, а не бренди. Обняла плетеный бок тяжелой корзины и вперед.

Идти близко, квартал я изучила неплохо, так что шла, не задумываясь, напевая привязавшуюся в веселом доме песенку. Пока не дернул черт оглянуться. Показалось или нет, но в проулке на противоположной стороне улицы мелькнула ряса.

Это наряд у меня всегда вызывал отторжение. Господин Бошан согласно высокому чину носил совсем иное облачение, темную сутану с высоким воротником-стойкой, а вот эти серые хламиды сельских айнов… Домой я шла уже молча, и чувство, что чей-то взгляд сверлит мне спину не покидало до самого двора-колодца.

* * *