Госпожа отеля «Ритц»

– Ты ведь не стал относиться ко мне хуже, Клод? – В глазах Мартина мелькает тревога, и это трогает мужчину. Он понимает, что Мартин придает его мнению большое значение, что конечно, лестно.

– Нет-нет, нисколько! Какая разница, что мы делали раньше? Война и оккупация открыли новые возможности для тех, кто достаточно умен, чтобы ими воспользоваться.

– Я рад, что ты смотришь на это именно так, друг мой. Сейчас. – Мартин достает из кармана бланк заказа. Девушки, скучая, начинают обсуждать фильмы, которые недавно видели, в то время как мужчины приступают к делу.

– Сколько яблок съели на этой неделе? И сколько, по-твоему, вам понадобится в следующий раз?

– Боюсь, что не так много. Около двухсот. Но на артишоки, как ни странно, был большой спрос. Нам понадобится еще три дюжины.

Мужчины продолжают обсуждать заказ овощей и фруктов для кухни «Ритца». Мартин делает пометки в бланке, периодически стряхивая пепел с сигареты и задумываясь. Клод иногда пересматривает потребности отеля, меняет свое мнение, когда Мартин, сердито бурча, снижает цену. К тому моменту, как они заканчивают торг, наступает комендантский час, но друзья все не спешат уходить; за столиками вокруг них по-прежнему полно народу.

Наконец Симона, которая выходила в туалет, возвращается; она не садится, а берет Клода за руку и пытается стащить его со стула.

– Пойдем! Уже пора. Я устала. Но не слишком, – мурлычет она, и люди вокруг – включая немецких солдат – смеются и понимающе кивают. Мартин и Мишель тоже встают.

Девушка сначала цепляется за руку Мартина, а потом демонстративно обхватывает его промежность и заявляет:

– Этот никогда не устает! Боже мой, я совсем не сплю!

Смех становится громче; немцы, как уже давно заметил Клод, радуются, когда французы ведут себя так, как, по мнению нацистов, должны вести себя французы. Слишком влюбчивые и склонные к театральности.

– О, Клод, еще одно. – Мартин, затягивая шарф, понижает голос; добродушные возгласы соседей по столикам почти заглушают его слова. – Я слышал, что начались массовые депортации. Только начались. У меня надежный источник. В основном высылают евреев. Их забирают из домов ночью, целыми кварталами.

Клод засовывает руки в перчатки, чтобы они не дрожали. Он не решается поднять глаза на Мартина, не решается смотреть ни на кого; он изо всех сил старается выглядеть спокойным.

– Спасибо, я ценю твое предупреждение.

– Я подумал, что ты должен знать. – Резко повернувшись, Мартин наклоняется и целует одну из хихикающих женщин, сидящих за соседним столиком. Мишель недовольно вскрикивает; женщина краснеет, ее глаза блестят, она задыхается.

Он подмигивает ей, потом Клоду; беззаботно помахав рукой на прощание, они с Мишель исчезают в ночи, такой мрачной и зловещей. Светомаскировки сейчас нет, но фонари все равно не горят. Улицы освещает только свет из кафе.

Клод и Симона, прильнувшая к нему, положив белокурую головку на плечо своего кавалера (это совсем не противно), пробираются между столиками. Потом парочка бредет по темным улицам. Обнявшись, они пересекают мост Альма и идут вверх по авеню Монтень. Здесь тихо, пусто.

Хотя голова Клода забита размышлениями, измерениями и вычислениями, он не застрахован от чар блондинки; Симона пахнет сиренью, ее волосы мягкие и блестящие. Как и у большинства парижанок в это непростое время, у девушки поношенная, не раз заштопанная одежда. И все же ее платье чистое и элегантное; оно украшено небольшими аксессуарами – шелковыми цветами, булавками со стразами, кусочками кружев, снятыми с другой одежды. Девушка не носит нейлоновые чулки – мало кто теперь их носит; карандашом для бровей она нарисовала швы на голых ногах. Она настоящая женщина. Ласковая, податливая, удобная женщина.

Они подъезжают к дому Аузелло; Клод поднимает глаза и видит, что в окне горит лампа. Как раз в тот момент, когда он с улыбкой поворачивается к Симоне – у нее голубые глаза и нарисованная карандашом мушка, которая не нравится Клоду, – мимо проходит немецкий солдат с винтовкой.

– Заканчивайте уже! Или идите в дом! – рявкает солдат по-немецки. – Комендантский час, лягушатники!

Оба напрягаются; потом Симона поворачивается к немцу с ослепительной улыбкой. Она встряхивает блестящими волосами и покачивает бедрами.

– Может, присоединишься к нам?

Солдат останавливается и сплевывает, чуть не роняя винтовку. Симона смеется, хватает Клода за руку; они исчезают в подъезде, прежде чем немец успевает открыть рот.

– Теперь ему будет о чем поговорить, – щебечет девушка, пока они поднимаются по лестнице в квартиру. – Он не скоро меня забудет.