Полная картина выглядит так: около шести пополудни к 274-му танковому полку присоединился 137-й мотострелковый полк 84-й (Херсонской) дивизии. Красные попытались организовать фланговый обход и подставились как раз под удар второго эшелона бригады — неполного бронекавалерийского полка. Опрокинув танковый батальон, корниловцы прошли через мотострелков, как Кинг-Конг через Манхэттен, и вышли в тыл к танковому полку. Красные запаниковали и начали отступление, которое вскоре превратилось в бегство. Шлыков, уже зная от воздушной разведки, что на подходе еще один танковый полк, не давал им остановиться и сообразить что к чему, он хотел вызвать столкновение и вызвал: приняв отступающий полк за наступающего врага, танкисты 281-го полка открыли по своим огонь. Ошибка более чем естественная: тучи пыли, поднятые танками в сухой и жаркий день, очень быстро стерли всякую разницу между машинами белых и красных. И сверху по этому месиву ударили «Вороны» и A-7D. Те, кто видел, говорили, что там творился ад на земле и в небе: на позиции 5-й бригады шла эскадрилья Ми-24, и в воздухе она схлестнулась с эскадрильей «Воронов», посланных ударить по 281-му полку на марше…
Тамара уже видела их, когда заходила на колонну, вернее, на то стадо, в которое превратилась колонна.
А потом — чуть ли не в лоб — на них вышел советский вертолет; Рита выпустила первый «Стингер», и он ушел зря: подорвался на инфракрасной ловушке, Тамара увидела это, забирая круто вверх, уходя из-под пулеметов, а там разворачиваясь — и так же круто вниз, очередь из пушки, совсем рядом — «Стрела». Куда, в кого? Апельсин… Ровный шар пламени очень похож на апельсин… Какая глупость… Очередь из пушки — от мелкой тряски машины Тамаре кажется, что зубы у нее мягкие… Ах, да, «Ворон» еще и более маневрен, как это положено соосному вертолету. А вы не знали?
Больше всего это похоже на карусель «веселый осьминожка»: тебя вертит во всех трех плоскостях, а ты вроде бы управляешь этим вращением. Страшно утратить контроль, невозможно отказаться от беспорядочных, хаотичных движений… Земля, небо, полоски фольги, вертолеты, трассы снарядов, огни ловушек, горящие машины, ракеты — по-медвежьи услужливая память подсказывает, что рано или поздно ты потеряешься в этом калейдоскопе, и тогда…
Он возник неизвестно откуда, и мгновенной вспышкой ожило воспоминание: подростком, моя пол, Тэмми резко развернулась, чтобы обмакнуть швабру в ведро, и вдруг неизвестно откуда на нее обрушился удар — точно в лоб и переносицу! Мгновенно брызнули слезы: так больно! И за что? Униженно рыдая, она сползла по этому на пол: дверь. Просто дверь в кухню, по рассеянности открыла да так и оставила. Резко развернулась, в глазах помутилось, впилилась лобешником в торец… И больно, и, главное, обидно…
Вот так и этот возник перед носом, даже не возник: Тамара сначала почувствовала удар, поняла, что он попал, а потом уже увидела его…
Не было бы счастья — несчастье помогло: Тэмми на долю секунды в ужасе закрыла лицо руками, ее машина потеряла управление и кувыркнулась вниз самым непредсказуемым образом, вторая, добивающая, очередь прошла мимо.
Спокойно… Спокойно!!!
Удержав машину на краю непоправимого падения, развернулась вверх… Шла почти вертикально, и беззащитное брюхо Ми-24 казалось ей огромным…
— Огонь! Стреляй, Рита! — она крикнула, или ей померещилось, что крикнула, ведь за кусочки мгновения, ей отпущенные на все про все, никак не получалось крикнуть, а потом еще успеть перевести ведение огня на себя и спустить на этого урода второй «Стингер». И глупо было кричать: Рита мертва, она это знала, хотя откуда в тот миг она могла это знать?
Подумалось: сейчас он разлетится на куски, и эти куски полетят прямо мне на голову.
Еще подумалось: плевать.
Но — независимо от этих мыслей — она уже взяла в сторону-вниз, уводя машину из-под обломков. Маятником качнулась ниточка алой слюны из-под шлема Риты, прочертила след на тамарином рукаве. Руки напарницы соскользнули с панели и теперь болтались согласно с движениями машины. Мир пошел паутинными трещинами: лобовое стекло. Крупный калибр.
«Веселый осьминожка»…
Боковое зрение уловило вспышку: есть!
— На базу! Группа Бонней-2, возвращаемся на базу…
Голос выдернул Тамару из карусели. Ми-24, как видно, получили такой же приказ или сами рассудили, что продолжать смысла нет…
На жаргоне пилотов такой бой называется «собачья свалка». Длится это минут десять, трясешься потом не меньше часа. Если, конечно, остаешься в живых.
Она проследила черту дыр в стекле — одна пуля прошла немного выше и левее ее головы, другая — ниже и правее. Третья и четвертая вошли Рите в грудь — она и не вскрикнула, ей сразу же стало нечем кричать. Крови было море, по полу — ровным слоем, и еще тысячи мелких брызг — на стекле, на панели, на одежде, шлеме и на руках Тамары… Потом оказалось — и на лице…
— Бонней-2, отход!
Тамара узнала голос: штабс-капитан Брукман. Почему не мама Рут? Ее машина должна была идти в голове «клина». Где она?