Нарисованный леопард оживал — зверь лениво потягивался, играя мышцами под пятнистой шкурой, зевал, обнажая острые клыки. Глаза-изумруды полыхали зеленым пламенем, становясь все ярче и больше. Оскаленная морда стремительно увеличивалась, пока от нее не остались только глаза — словно две зеленых луны, завораживающие своим ритмичным мерцанием. Лена застыла, очарованная странной красотой этих светил — они притягивали, манили ее к себе. Изумруды посылали навстречу ей волны жара, который не доставлял боли, но подчинял и обездвиживал тело. И такое же сияние распространялось и от стен — всю комнату словно охватило зеленое пламя, не обжигающее, но ласкающее девушку приятным теплом. Зеленые языки лизали ее тело, не избегая и самых укромных мест. Яркие огоньки вспыхивали на ее сосках, и Лена вздрогнула от внезапного наслаждения пронзившего ее лоно. В следующий миг она уже извивалась в сладострастных судорогах, теребя свою увлажнившуюся плоть. Рядом с шипением извивались змеи — безошибочно угадывая чувства хозяйки, чешуйчатые твари ласкали женское тело раздвоенными языками. Неудержимая волна словно вырывала девушку из телесной оболочки, увлекая навстречу зеленому пламени, чтобы Лена могла слиться, раствориться в вечном пламени похоти и свободы.
Резкая боль пронзила ее бедро и Лена вскрикнула, выныривая из омута зеленого наваждения. Она провела рукой по ноге, ощупывая длинный кровоточащий разрез, потом ее рука наткнулась на что-то твердое, с острым лезвием.
Нож. Отцовский нож.
Леденящий душу рык разнесся по комнате. Лена посмотрела вверх (или вперед? она сама не понимала — все еще лежит или уже стоит) леопард уже выглядел совсем как живой. Длинный хвост бил по бокам, задние лапы напряглись для могучего прыжка.
И тут Лена вдруг поняла, что ей напоминает все это зеленое безумие.
Большая кошка прыгнула — и Лена, выхватив из сумки трофейное «ружье», пальнула вверх. В уши ударило злобное рычание, тут же сменившееся оглушительным грохотом и комнату озарила невыносимо яркая вспышка. Лена зажмурилась, уверенная, что сгорит дотла в этом взрыве. Когда же этого не произошло, она осторожно открыла глаза.
Изображения леопарда больше не было — вместо него чернело безобразное пятно оплавленного камня. По потолку разбегались широкие трещины, сыпалась пыль и каменное крошево. Прежде чем Лена осознала, чем это ей грозит, увесистый обломок рухнул, угодив ей прямо на голову. Но прежде чем провалиться в беспамятство Лена успела заметить, как осторожно приоткрылась дверь в комнату.
«Я, Кошка, брожу, где вздумается, и гуляю сама по себе…»
Старый рыбак из деревушки, расположенной между городом и замком, потянул сеть, заброшенную с утра. Снасть пошла неожиданно легко и рыбак, вытянув ее, разразился проклятиями: сети оказались разорваны в трех местах и без всякой рыбы.
Большая кошка, притаившаяся неподалеку, неспешно умывалась, слизывая с усов рыбью кровь и остатки чешуи. Услышав проклятия рыбака, зверь рассмеялся про себя и бесшумно скрылся в густом лесу. Впервые за долгие дни, Кэт наслаждалась полной свободой — даже когда они шли по лесам с Леной, попаданка не давала кошкодевке отходить далеко, опасаясь диких зверей и лесной нечисти. Что уж говорить о деревнях и городах, где Лена и вовсе запрещала Кэт оборачиваться кошкой, опасаясь шумихи.
Обида и ревность, наложенные на постоянное стеснение свободы, и вылились в сегодняшний бунт. Сейчас Кэт наслаждалась своей дикой волей: без труда покинув замок, — его башни и террасы были для большой кошки все равно, что торной дорогой, — оборотень растворился в лесах, покрывавших окрестные горы. Кошкодевка безуспешно поохотилась за разной лесной живностью, потом, приняв на время человеческий облик, вытянула на берег сетку с рыбой, которой с удовольствием и полакомилась. Узкими тропами, на которых остереглись бы ступать и горные козлы, Кэт пробралась к водопаду, что спадал в озеро неподалеку от Чейтена. Сейчас кошкодевка сидела рядом с ревущим потоком, лакая обжигающе-холодную воду и ежась от попадавших на ее шкуру брызг.