Госпожа Рекамье

Уход таланта потрясает сильнее, чем исчезновение индивида: скорбь охватывает все общество без изъятия, все как один переживают потерю. С госпожой де Сталь исчезла значительная часть моей эпохи: смерть высшего ума — невосполнимая утрата для века.

Жюльетта искренне оплакивала ее. Забывчивость была не в ее характере, и какими бы ни были обиды и раздоры последних лет, она преданно чтила память г-жи де Сталь до самой своей смерти. Жюльетта помнила, какой восторг испытала в Клиши, будучи тогда еще молодой, миловидной и робкой женщиной, перед этой силой, сумевшей открыть ее себе самой, способствовавшей расцвету ее очарования, утонченности и уверенности в себе, без чего она никогда бы не стала той изысканной женщиной, в которую сумела превратиться. Коринна унесла с собой в могилу большой отрывок европейской истории, а также «былое» Шатобриана, почти ее ровесника. А еще — двадцать лет жизни ее юной спутницы.

И по капризу судьбы или по логике воздаяния, но прекрасная Рекамье, которой скоро должно было исполниться сорок лет и которая близилась к своему зениту, была готова наконец свершить то, чего желала для нее почившая подруга: состояться в любовной страсти. Прежде чем отойти в вечность, г-жа де Сталь указала ей на человека, который поощрит ее к этому и чье имя отныне навсегда будет связано с ее собственным.

Она и Он

Для нас, знающих, чем всё кончилось, это кажется очень просто: Жюльетта и Рене были предназначены для того, чтобы любить друг друга. Глубоко, долго, ярко. Пара, которую они будут составлять тридцать лет, познает часы страсти, невзгоды, мучения, трудности и пройдет испытание временем. Их связь будет длиться всю их оставшуюся жизнь и даже дольше, в легенде, которую они породят и которая жива еще и поныне.

Когда им пришло в голову взглянуть друг на друга, оба были уже зрелыми людьми. Она — в апогее своего сияния, он — в начале пятого десятка. И тот и другая — явно моложавы. Жюльетта — всё такая же свежая и грациозная, в ореоле белого цвета, который она избрала очень рано и символическую моду на который распространила до самых границ цивилизованного мира: в Санкт-Петербурге восхитительная, любимая подруга царя Александра, сама княгиня Мария Нарышкина, не скрываясь, заимствовала у красавицы из красавиц продуманную простоту ее белоснежных платьев, подчеркнутую жемчугом… Рене — смуглый и язвительный, с чеканными чертами, оживленными энергией, удесятеренной недавними политическими перипетиями.

Оба — знаменитости; полюбили бы ли они друг друга, если бы кто-то из них был безвестен? Сомнительно. Оба мирились с известностью. Та воздавала им по заслугам, и хотя они утверждали, что не гонялись за славой, она всё же пришла к ним неслучайно… Нарциссизм Жюльетты, карьеризм Рене, но главное — инстинктивное стремление к незаурядности, бывшей в моде. Ни тот ни другой не позволяли увлекать себя потоку. Они не похожи на других, знают об этом, а потому тоже подходят друг другу.

В 1817 году в жизни обоих знаменитостей наступал решающий поворот. Он, в суровой борьбе завоевавший себе прочную репутацию путешественника и писателя-новатора (хотя и защитника традиционного христианства), считал — о ирония! — что его литературная карьера закончена: отныне ему нужно было — и быстро, ибо терпение не относилось к числу его добродетелей, — стать государственным деятелем, по возможности передовым. Она созрела для великого потрясения внутренней жизни. У нее было всё, она оставалась живой легендой, иностранцы, проездом в Париже, по-прежнему покупали гравюры с ее портретов, ее, как в двадцать лет, осаждали многочисленные поклонники (самым очаровательным был Анри де Монморанси, сын Адриана, «несчастье семьи», по словам его отца), и всё же, как заметил ей чуткий Балланш: «Вам некому посвятить свои мысли…» Вернее не скажешь.