Госпожа Рекамье

Для г-жи Рекамье первым делом изменилось ее личное положение: в понедельник 29 марта 1830 года, примерно в три часа пополудни, в присутствии Жюльетты, доктора Рекамье и еще одного врача, примчавшегося в последний момент, (беременной) Амелии и Балланша, г-н Рекамье скончался в большом салоне Аббеи. Дожив почти до восьмидесяти лет, не изменяя своему обычному оптимизму, он почти никогда не болел, если не считать непродолжительной лихорадки в предыдущем году, ничем не нарушившей его приятного времяпрепровождения. Балланш отметил, что «он на порядок сдал», но всем остальным его жизненная сила по-прежнему казалась поразительной. Ленорманы прокомментировали это событие в письме к Амперу, бывшему тогда доцентом в марсельском Атенее: «Мы потеряли бедного дядюшку 29 марта; он не страдал и ни на минуту не подозревал об опасности, но эта катастрофа после полутора суток болезни только сильнее поразила, поскольку была более неожиданной».

Балланш справедливо выразился по этому поводу: «Он забывал принимать годы один за другим, по мере того, как они приходили; пришлось взвалить их на себя все зараз».

Счастливый человек! Почувствовав, что надломился, он пришел к Жюльетте и там угас, как и жил, — самым естественным образом!

Жюльетта, по словам ее окружения, была «сильно потрясена», однако старалась держаться молодцом… Сколько воспоминаний, чувств, самокопания, должно быть, вызвала у нее эта внезапная смерть!

«Трудно было встретить менее совпадений во вкусах, настроении, уме и характере, чем между г-ном и г-жой Рекамье; одно-единственное качество было для них общим — доброта; и тем не менее в необычном их союзе, длившемся тридцать семь лет, постоянно царила полная гармония. Потеряв его, г-жа Рекамье как будто во второй раз потеряла отца…»

Г-жа Ленорман права. Из девочки, на которой он женился во время Террора, Рекамье сделал самую красивую женщину Парижа, если не самую счастливую. Никогда, разве что немного, во время изгнания, он не отказывал ей в любящем покровительстве. Рекамье любил Жюльетту, как отец, желавший ей добра. И Жюльетта платила ему тем же. Она выполняла и свои обязательства. Их заслуга и элегантность состоят в том, что они изначально сумели выйти с честью из ненормальной ситуации. Закрыв глаза г-ну Рекамье, Жюльетта перевернула самую тайную, но не менее почетную страницу своей истории. Ей не за что было краснеть. Последний поступок элегантного банкира, продиктованный доверием, тому свидетельство. Как в случае Матье де Монморанси, друзья г-на Рекамье могли сказать: «Какая прекрасная смерть!» По крайней мере, она наступила вовремя.

Супруги Шатобриан отреагировали по-разному. Г-жа де Шатобриан — с теплотой, не совсем уместной в данном случае. Рене был погружен в задумчивость.

Адриан не забыл ее и прислал соболезнования из Лондона. Госпожа Сальваж оказалась довольно проницательной: «Вы говорите, что Ваше будущее холодно и мрачно. Если я знаю Вас так хорошо, как Вы говорите, если я верно оценила Ваши впечатления в тот момент, когда порвались связывавшие Вас узы, я не могу подумать, что это событие послужило к упадку духа, заставляющему Вас смотреть на будущее сквозь черную пелену. Есть ли у Вас какое-нибудь горе?»

9 апреля Жюльетта решила провести две недели в Боннетабле, у герцогини Матье. Зациклившаяся на своем непримиримом ультрароялизме и моральном конформизме, она выглядела карикатурой на женский тип, получавший все большее распространение: старая вдова-святоша, утрированная утонченность которой сравнима только со скупостью. Последнюю черту не без иронии подмечает г-жа де Буань — у этой «странной особы» она особенно бросалась в глаза:

Она не обделена умом, рассказывает довольно смешно и непревзойденным образом считает свои экю. Поскольку она всегда больше всего любила деньги, то полагает, что Бог разделяет ее вкусы. Когда она чего-либо хочет, то отправляется к алтарям и обещает доброму Боженьке более-менее круглую сумму, в зависимости от важности предмета. Если ее желание исполняется, она добросовестно платит. Но ничего не дает, если ничего не вышло…

Как и мы, г-жа де Буань, наверное, спрашивала себя, о чем могут говорить эти две столь непохожие вдовы…

Возможно, Жюльетта искала в Боннетабле лишь немного покоя и живые воспоминания о Матье. Властная Гортензия попытается — безуспешно — вовлечь ее в литературный проект: вместе публиковать… цензурованные произведения г-жи де Жанлис! Вот, наверное, посмеялся Шатобриан, когда об этом узнал…