Он вышел на светлые и открытые городские улицы. Небо было ясным и голубым, из гавани дул свежий соленый воздух. Танимура была городом чудес, как он и мечтал.
После отплытия с острова Кирия он просил других моряков рассказать о Танимуре. То, что они описывали, казалось невозможным, но Бэннон же не считал невозможными свои мечты, и потому поверил морякам — по крайней мере, постарался поверить.
Как только «Бегущий по волнам» вошел в порт и пришвартовался, Бэннон спустился по трапу, полный надежд, что город — хоть что-то в его жизни — окажется именно таким, как он надеялся. Остальные члены экипажа получили свое жалованье и отправились в портовые таверны, где подают что-то помимо рыбы, квашеной капусты и вяленого мяса, и где они напьются до беспамятства. Или заплатят за услуги... особых дам, которые готовы раздвинуть ноги перед любым мужчиной. В безмятежных деревеньках Кирии не было таких женщин, а даже если и были, Бэннон никогда их не встречал (хотя он к этому и не стремился).
Отец Бэннона, сильно напившись, часто называл мать шлюхой, а потом избивал ее, но матросы «Бегущего», казалось, были в восторге от предстоящего общения со шлюхами и совсем не собирались их избивать, поэтому Бэннон не понимал такого сравнения.
Он стиснул зубы и сосредоточился на солнечном свете и свежем воздухе. Паренек рассеянно отбросил с лица длинные рыжие волосы. Пускай другие моряки ходят по пивным и снимают распутниц. Бэннон оказался в Танимуре впервые и хотел быть опьяненным видами города и его чудесами. Он всегда представлял мир именно таким.
Таким он и должен быть.
Высокие белые здания с черепичными крышами были украшены цветниками под распахнутыми окнами. На веревках, натянутых между окнами, висело разноцветное белье. Дети со смехом бегали по улице, гоняя мяч. Они пинали его на бегу и бросали, и казалось, что у этой игры нет никаких правил. Мальчишка с лохматой головой врезался в Бэннона, но тут же отскочил и убежал. Юноша проверил свои штаны и карманы — возможно, мальчишка налетел на него, чтобы залезть в карманы — но у Бэннона уже нечего было красть. Последние оставшиеся деньги были надежно припрятаны в ботинке, и парень надеялся, что их хватит на сносный меч.
Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и снова открыл их. Он улыбнулся и решил думать о том, что тот уличный мальчишка не был невоспитанным карманником, который пытается воспользоваться растерянностью незнакомца.
В поисках кузнеца Бэннон вышел на главную площадь, с которой открывался вид на сверкающую голубую воду и скопление парусников. Грузная женщина толкала перед собой тележку, заполненную моллюсками и потрошеной рыбой, без особого энтузиазма предлагая свой товар. Старые рыбаки с распухшими от артрита суставами плели новые рыболовные сети и чинили те, что были порваны. Их больные руки каким-то образом не растеряли ловкости. Чайки то бесцельно кружили над головой, то с пронзительными криками боролись за найденные объедки.
Бэннон набрел на лавку кожевенника, где стоял мужчина в кожаном фартуке и с круглым лицом в обрамлении темных волос. Он чистил и обрезал высушенные шкуры, в то время как его грузная жена стояла на коленях перед широким корытом и руками окунала в ярко-зеленую краску куски кожи.
— Извините, — сказал Бэннон, — вы не могли бы посоветовать хорошего оружейника? С разумными ценами.
Женщина посмотрела на него.
— Хочешь присоединиться к армии лорда Рала, да? Войны закончились, наступило время мира. — Она оглядела его долговязую фигуру. — Не знаю, нужны ли им теперь воины.
— Нет, я не хочу в армию, — ответил Бэннон. — Я моряк на «Бегущем по волнам», но мне сказали, что у каждого хорошего человека должен быть хороший клинок, а я хороший человек.
— Вот как? — сказал кожевенник, добродушно фыркнув. — Тогда, возможно, тебе нужен Мэндон Смит. Он продает самые разнообразные клинки, и я никогда не слышал, чтобы кто-то остался недоволен.
— Где мне его найти? Я впервые в городе.
Кожевник удивленно поднял брови.
— Вот как? Никогда бы не подумал.
Жена кожевника вытащила руки из корыта с краской. Ее руки были ярко-зелеными до локтей, но сами кисти и запястья были более темного цвета из-за повседневного пребывания в краске.
— Через две улицы ты учуешь запах от лавки с соленьями и увидишь лавку свечника.
— Свечи там не бери, — перебил ее кожевенник. — Этот жулик использует больше сала, чем пчелиного воска, так что свечи мгновенно плавятся.
— Я это запомню, — сказал Бэннон. — Но я не собираюсь покупать свечи.
— Когда пройдешь мимо высохшего фонтана, — продолжила женщина, — увидишь оружейную лавку. «Мэндон Смит. Добротные клинки». Он усердно работает и предлагает честную цену, но не оскорбляй его просьбами сбавить цену.
— Я... Я не буду. — Бэннон вздернул подбородок. — Я буду честен, если он попросит честную цену.