Госпожа сочинительница

«Неужели вы когда-нибудь были такой нежный, такой мягкий, такой предупредительный, деликатный, милый, особенно милый и дававший мне таинственные надежды на беспредельное? Увы, мне! Теперь вы — требовательны и фамильярны, как после года супружества. Вы меня любите — о, конечно! Но любите без порыва и ужаса, все на своем месте, любовь должна течь по моральному руслу, не превышая берегов нравственности…»

4 марта 1895 года:

«…Я хочу соединить концы жизни, сделать полный круг, хочу любви не той, какой она бывает, а какой она должна быть и какая одна достойна нас с вами. Это не удовольствие, не счастье — это большой труд, не всякий на него способен. Но вы способны — и грех, и стыдно было бы такой дар Бога превратить во что-то веселое и ненужное…»

15 октября 1895 года Гиппиус запишет в своем дневнике окончательный приговор:

«Он не способен испытать „чудеса любви“… Не в моем характере действовать, как капля на камень… Он антиэстетичен, противостоит мне во всем, чужд всем проявлениям прекрасного и моему Богу!..»

Антиэстетичен — это уже полнейший криминал и смертельный приговор в устах Гиппиус: обжалованию не подлежит!

Зинаида Николаевна требовала от Акима Волынского «чудес любви», подвигов во имя любви, а он по каким-то причинам уклонялся от них (боялся? не хотел? не мог?). В итоге их отношения превратились в «комедию любви».

Именно в случае с Волынским она второй раз наступила на грабли, влюбившись в приверженца мужеложства. Впервые это было с Мережковским, потом будет — с Философовым… etc. Такое ощущение, что ее словно магнитом тянуло к тем, кого невозможно соблазнить.

Сплошное противоречие, а не женщина! Пытается соблазнить мужчин, которые уж точно не станут с сопением лапать ее за все выпуклости и вогнутости, а потом их же обвиняет в том, что они этого почему-то не делают. Да еще пребывает в прекрасном заблуждении:

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь — одна.
Мы негодуем иль играем,
Иль лжем — но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна — любовь одна.
Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна,
Проходит жизнь… И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.
Лишь в неизменном — бесконечность,
Лишь в постоянном — глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И все ясней: любовь одна.
Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа — верна,
И любим мы одной любовью…
Любовь одна, как смерть одна.

«Зинаида прекрасная» всегда любила Любовь вообще. Лихорадочно записывала в дневник: «Зачем же я вечно иду к Любви? Я не знаю; может быть, это все потому, что никто из них меня, в сущности, не любил? У Дмитрия Сергеевича тоже не такая, не „моя“ Любовь. Господи, как я люблю какую-то Любовь».

Объектом этой «какой-то Любви» мог быть кто угодно — мужчина и женщина в равной степени. Ага, вот и до гермафродита мы добрались, то есть до существа двуполого…

Любовь на самом деле двупола. Каждый находит в ней нечто для себя, но она не ставит четких границ между полами, не дает безапелляционного указания, кого следует любить: мужчину или женщину. Зинаида считала, что природа человека бисексуальна: «В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе — я больше мужчина, в моем теле — я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю».

Ходили слухи, будто она в самом деле бисексуальна. Или даже вовсе лесбиянка. Недоброжелатели открыто называли брак Гиппиус и Мережковского союзом лесбиянки и гомосексуалиста.

Ну что ж, оба давали к сплетням поводы.