Госпожа Сумасбродка

У данной логической цепи имелся только один существенный недостаток: из нее требовалось категорически исключить два важных фактора – пятьдесят тысяч баксов и покаянное письмо Вадима. Потому что, отчасти проясняя причину, оба они указывали на тяжелые и непредвиденные последствия от дальнейшего развития событий. И какими бы движениями души потом ни оправдывал Евгений свой поступок, его просто никто не пожелает понять. Ну да, корпоративная честь! Это – с одной стороны. А с другой?

С другой – бывшие коллеги, уютно расположившиеся в частных уже спецслужбах, как их ни называй, которые искренне не испытывают по этому поводу никаких угрызений совести. Для них работа есть работа. Они тебе нужную информацию и со дна достанут, они и самого информатора на дно опустят. Профессия. Они за нее деньги получают, и весьма неплохие. Видимо, за то, чтобы «угрызениям» как можно меньше поддаваться…

Такие вот печальные мысли мелькали в Жениной голове, когда он ехал в судебно-медицинский морг на Госпитальную площадь, в Лефортово. Там с ним готов был поговорить сам Сигизмунд Тоевич Вербицкий, патологоанатом, производивший вскрытие трупа Рогожина. В силу разного рода обстоятельств Евгению уже приходилось встречаться с этим выдающимся деятелем из особого медицинского племени. Как и знаменитый в свое время Борис Львович Градус, Вербицкий был грубым матерщинником и предельно душевным и тактичным человеком. Вот и попробуй соединить столь полярные качества в одном лице. У Вербицкого получалось. Но не грубым, нет, скорее грубоватым, он бывал лишь с теми, кого знал и уважал. А вот от вежливости судмедэксперта многим становилось не по себе. Женя рассчитывал на грубость. И Сигизмунд Тоевич не подвел.

– Ах, это вы! – воскликнул пожилой и лысый мужчина в круглых очках и коротким движением руки ловко нахлобучил на свой череп зеленовато-серую шапочку, которая сразу придала ему вид профессора. – Так проходите, – указал он на стул. – Будете спрашивать или сразу падать в обморок?

В вопросе было столько скепсиса, что Женя рассмеялся. Юмор в этой обители скорбнейшей из наук должен был свидетельствовать о профессионализме.

– Как вы однажды сказали, Сигизмунд Тоевич, сперва давайте займемся неотложным, а все остальное оставим на потом, когда придет время достать вон из того сейфа необходимое для поддержания здоровья лекарство.

– Ха! Он помнит! – почти обрадовался Вербицкий. – Разве это я вам говорил? А что, вполне может быть… Да, я помню, когда я был совсем молодым идиотом, вот как вы, меня предупредили вовремя. «Сигизмунд, – сказали мне, – зачем ты торопишься и переживаешь, если твой клиент уже больше никуда не уйдет? И тоже сам не торопится…» Главное, чтоб сказать вовремя и – на всю жизнь. Ну что же, тогда я выну свои соображения и мы их обсудим… Сейф, говорите… – бормотал он себе под нос, доставая из металлического ящика пухлую тетрадь, а заодно и медицинскую склянку с жидкостью, напоминавшей по цвету и чистоте благородный топаз. – Это потом, – продолжил он, ставя склянку на угол стола между сейфом и зарешеченным окном. Он сел напротив Евгения, раскрыл тетрадь, исписанную мелким, убористым почерком, и наконец остановился. – Вот. Вы хорошо знали Рогожина?

– Ну, не так чтобы… Впрочем, достаточно. Работали вместе.

– Он выпивал?

– Разумеется.

– Много?

– Не могу сказать. Думаю, в пределах. Жена, дочь маленькая… Полагаю, они к нему на этот счет претензий не предъявляли.

– Наркотики употреблял?

– Определенно, нет, – покачал головой Женя. – Во всяком случае, я не видел.

– А когда вы его вообще видели в последний раз?

– В пятницу вечером. В конце дня. Довольно поздно. Нашли его, как мне сказали, во вторник. Во второй половине дня… Да, если это может иметь отношение, у Вадима было какое-то подавленное, что ли, настроение, и мы с ним взяли по сто пятьдесят. Потом я уехал домой, а он пошел к метро.

– Это все?

Евгений пожал плечами.

– Тогда я вам скажу… Осмотр и вскрытие, как вам известно, производил я. Зачем я вас спрашиваю про наркотики? У тех, кто ими пользуется регулярно, я имею в виду тяжелые – амфетамин, героин и так далее, вот здесь, на вене, – Вербицкий задрал рукав халата и показал на свой сгиб локтя, – образуются характерные склерозированные дорожки. Понимаете? Так вот, у нашего клиента они отсутствовали. Однако я насчитал шесть следов от уколов шприцем.

– Вы думаете, что он вколол себе сумасшедшую какую-нибудь дозу, а потом застрелился?