— Потом, — помогла Бану, отстраняясь, и снова расположилась в седле. — Упирайтесь в луку, — посоветовала она и чуть потянула поводья. Шант разогнул задние ноги, затем и передние.
— А лошадей у них не было? — недовольно пробурчал сподвижник Дайхатта Атти, вместе с компаньоном идя около сюзерена.
— Лошади у Фарнэ есть, — размеренно ответила Бансабира. — Он иногда устраивает неплохие забеги, в том числе лошадиные. Однако в пустыне конь не товарищ. Он хорош на коротком яростном броске, но перейти красные пески верхом на лошади можно только при великой удаче.
— А вы в свою не верите? — спросил Дайхатт чуть бодрее.
Бансабира покосилась на Аймара. Совсем не тот, каким был в Гавани Теней. Но все еще со стержнем внутри.
— Я на нее не полагаюсь. Стала бы я Матерью лагерей, если бы не могла сотворить чудо собственными руками?
Она отвернулась от Дайхатта, вперив взгляд в беспредельное желтое марево впереди, и вздернула голову. Воистину: какие бы глупости ни делала Бансабира Яввуз и какой бы потешной ни казалась, она всегда осознает свою неумолимую силу. И ее осознают другие.
— Главное — верблюда не раздражать. Действовать рядом с ними ритмично, но не суетливо, чтобы вы ни делали, — танша начала давать советы. — Если мешкать, они плюются, и довольно гадко. То, что они выплевывают далеко не слюна, советую поверить на слово. И ни в коем случае не становитесь у верблюда со стороны хвоста.
— Можно как от коня схватить копытом?
— Боюсь, хуже, — усмехнулась Бану. — На привале продолжим.
На привале и впрямь Бансабира дала еще несколько рекомендаций. Потом помогла Дайхатту растереть его раны бальзамом, который замешала в гостях у Фарнэ. Несмотря на всеобщее обезвоживание, пить больше рассчитанного Бансабира запрещала даже Дайхатту, над которым, если подумать, власти не имела. И уже перед тем, как снова забираться в седло, вложила каждому из мужчин в ладошку по маленькому камушку.
— В рот, — подав пример, танша кинула гальку за щеку. — Жажду терпеть проще.
Верблюды были повязаны, так что держались рядом весь путь. Следующий привал, а вместе с ним и ночлег случился уже перед рассветом следующего дня. Бансабира осталась на страже и подняла мужчин через три часа.
Дайхатт улучил минутку, пока остальные справляли нужду поодаль, и упал в песок рядом с сидевшей Бансабирой:
— Признаться, я утратил всякую надежду, когда вы сказали, что не знаете меня. Но когда в казармах вы сказали выиграть и проиграть, я подумал: Мать лагерей ничего не делает просто так. Я делился между страхом, что вы оставите меня гнить в тех ямах, в конце концов, вы просто дали совет, как прожить подольше; и надеждой, что ваши слова все-таки значили что-то большее. Как ни посмотри, оставить меня там было бы выгоднее, если вы не собирались отвечать на мое предложение.
Ох, гнусный тип, — в сердцах подумала Бану. Едва рабский балахон снял, а уже торгуется.
— И раз уж вы спасли меня, я… — Аймар опустил глаза. — смею надеяться… Поверьте, я не разочарую вас, — с горячностью заверил тан.
— Тан, — перебила Бану, — хотите поблагодарить, скажите просто "спасибо".
Дайхатт подавился воздухом — это не совсем то, к чему он думал свести разговор.
— Спасибо, — скомкано сказал он, сбитый с размашистого настроя.
— Надо ехать, — бессмысленно заметила Бану, желая пресечь разговор, от которого чувствовала бы себя неловко. Сейчас явно не до этого.
Дайхатт встрепенулся:
— Как вы вообще оказались в оазисе этого Фарнэ?
Бану, поднявшись, оглядела Дайхатта не без интереса. Что за каша у него в голове?
— Ну сначала на корабле, потом на верблюде, — бесцветно ответила она, устраиваясь в своем седле.
Большего ждать бессмысленно, понял Дайхатт и вдруг с ужасом осознал, что танша совсем не отдыхала.
— Тану, вы же…
— Оставьте, тан. У вас на лице все написано. Едем.
Она железная что ли?
Знакомство ясовцев с верблюдом оказалось весьма необычным. Животное и впрямь плевалось зверски много и густо (перепало всем). Шерсть путалась, торчала клочками во все стороны, выпадала, раздуваемая ветром. У одного из сподвижников Дайхатта обнаружилась к этому делу аллергия, и он непрестанно чихал, вздыхал, краснел, жаловался. Вокруг двугорбых без конца кружили жуки и оводы; верблюд проваливался в песок, не имея такого твердого основания, как подкова или хотя бы копыто. Обильно испражнялся, беспрестанно вонял и истошно вопил — время от времени.
— Не животное, а сюрприз, — без конца бурчал Аймар, поджимаясь и вздрагивая всякий раз, как верблюд под ним чуть оступался или проседал в каком-нибудь колене.
Ясовцы забеспокоились в первый раз, когда услышали треск змеиной трещотки и поняли, что Шант едва не наступил на гюрзу. Когда вдалеке всплыл мираж, затревожились сильнее. Но когда от долгого перехода (путь к следующему оазису занял больше десяти дней), у верблюдов стали дряблеть и обвисать горбы, Дайхатт запаниковал всерьез.
Однако — молчал.
Мужчина не жаловался ни на страшный холод ночами, ни на жажду. Сказывался боевой опыт.