Госпожа ворон

Шиада сделала осторожный шаг, а в следующий миг очнулась уже где-то посреди тропы к дому храмовницы. Ноги вели сами, будто никогда не покидали острова и всегда знали дорогу. Это Ангорат, другой мир для всех людей Этана, и здесь не нужно было ничего, чтобы донести до остальных значимость возвращения Шиады на остров: когда по тропе ступала Сирин, сам воздух вокруг искрился, преображаясь изнутри, будто переставая быть обычным воздухом, и природа словно улыбалась в приветствии, увлекая всех встречных людей опустить головы.

Домик храмовницы, как и прежде стоял чуть поодаль от основного здания единого храма Праматери, где проходили всеобщие обряды, собрания, а порой и трапезы. Шиада неслышно ступала по тропе, обвивающей холм острова окружность за окружностью, как бесконечные кольца Первородного Змея, готового обогреть, спрятать, задушить.

Невысокое здание, напоминающее деревянную усадьбу скромного старосты, предстало взору совсем скоро. Не убавляя шаг ни на миг, Шиада приблизилась, сбрасывая капюшон с сияющих рыжих волос и даже не замечая расступающихся перед ней жриц и жрецов, которые выполняли здесь, в обители Неллы Сирин, прямые обязанности.

Когда Шиада переступила порог деревянного дома, Нелла обернулась сразу, будто только и ждала, когда племянница явится.

Она была среднего роста, как сама Шиада, но всегда выглядела статной и горделивой из-за осанки и манеры держаться. Это было врожденным. И это всегда притягивало Шиаду к Нелле, в особенности в дни, когда пятилетним ребенком будущая Вторая среди жриц впервые увидела остров Величественного Змея Праматери.

Их взгляды — орехово-каштановый и обсидианово-черный, равно сильные и равно гордые — встретились мгновенно. И на мгновение еще успела подумать Нелла, как удивительно, что Сирины так редко походят друг на друга внешностью, но всегда узнаются среди всех прочих по особенной густоте окружающей их силы.

А потом Шиада шагнула вперед и, уже почти встретившись с представленными объятьями, пала на колени, опустив голову.

— Я приветствую и преклоняюсь перед Голосом-и-Дланью-Той-Что-Дает-Жизнь.

Нелла замерла, потом на мгновение коснулась ладонью запыленных дорогой медных с переливами волос. И наконец, ответила на это приветствие так, как полагалось:

— Богиня в каждом из нас, Шиада Сирин, в сердце и разуме, на земле и на небе, — прошептала храмовница, опускаясь на колени напротив племянницы и обхватывая в молчаливом, божественно теплом жесте женские плечи.

* * *

Они не размыкали объятий так долго, как храмовнице только могли позволить бездействовать ее многочисленные дела.

Они не размыкали объятий и не обменивались репликами.

Каждая взяла из урока то, что было нужно — понимали обе. И сейчас, когда все, наконец, позади, можно прильнуть к груди единственного человека, способного разделить твою участь.

Никто из женщин не плакал.

* * *

— Рада тебя видеть, — Бану радушно привечала возвратившуюся сестру. Женщины обнялись, а когда разорвали объятие, Бану украдкой перевела взгляд на "медонотелых" за ее спиной. Те замерли в поклоне и ждали. — Надеюсь, все хорошо? — танша снова поглядела на кузину.

— М-м, — утвердительно кивнула девушка и тут же, краснея, отвела глаза. — Я… Одхан рекомендовал мне отдать приказ о казни, но… — девушка оглянулась через плечо, найдя упомянутого Одхана. — Он рекомендовал, — повторилась Ниильтах, — но я не сочла нужным, и оставила того жреца в Храме Двуединства. Вот увидишь, он сможет поверить в наших богов.

"Да уж конечно" — подумали одновременно и Бану, и Одхан.

— Ты отлично справилась, — улыбнулась танша.

"Лучше некуда", — подумал Одхан, вслушиваясь в разговор сестер.

— Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

"Ничего вы не знаете, госпожа"

— Разумеется, ты не могла решить иначе. Ты слишком юна, чтобы принимать иные решения.

Тут Одхан, да и некоторые другие, прошедшие с Бану весь путь, в душе возмутились: Мать лагерей была еще младше, когда велела закрыть ворота перед женщинами и детьми и перестрелять тех, кто не уйдет сам.

— Ты скверно выглядишь, — танша оглядела кузину. — Это твое первое затяжное путешествие?

— Первое, — кивнула Ниильтах.

— Тогда иди отдыхать. Тебе нужно поесть, отогреться и выспаться. Позаботьтесь о ней.

И как только Итами увела дочь в здание чертога, Бану, стерев улыбку с лица, уставилась на Одхана. Тот коротко кивнул.

Когда эти двое остались в кабинете Бану, телохранитель подтвердил более развернуто:

— Я все сделал, госпожа.

Бану задумчиво повертела меж пальцев перо в чернильнице.

— Она совсем безвольна?

— Скорее, эм… мягкосердечна, — Одхан, непривычный к деликатным суждениям, с трудом подобрал слово. — Ей не достает решимости.

— Твердость характера закаляют невзгоды. Откуда ей взяться, если Ниильтах за всю жизнь ни разу не вышла за стены чертога?

Одхан не мог сказать, откуда. Поэтому просто молчал.

— Ладно, иди. Вот ты — и впрямь отлично справился.

— Я всего лишь убил безоружного фанатика с вонючей дымящейся коробкой в руках. Ну и парочку его сопроводителей.

— Так он был с дымящейся коробкой? — переспросила Бану, внезапно заинтересовавшись.