Госпожа замка Меллин

Мы занимались около часа, и, когда пришло время уходить, я поняла, что в наших с Элвиной отношениях произошла заметная перемена. Она еще не полностью доверяла мне — для этого прошло еще слишком мало времени — однако я твердо знала, что Элвина больше не считает меня врагом.

Я сосредоточила все усилия на том, чтобы вселить в нее уверенность в себе. Я велела ей разговаривать с лошадью, заставляла ее откидываться в седле и смотреть на небо почти лежа на спине у лошади, затем учила ездить с закрытыми глазами. Снова и снова я заставляла ее садиться в седло и спешиваться. Все это время Кувшинка шла шагом, и к концу нашего первого урока Элвина почти избавилась от своего страха, а это было именно то, чего я добивалась.

Я с удивлением обнаружила, что уже половина четвертого» Элвина казалась не менее удивленной.

— Нам нужно немедленно возвращаться, если мы хотим успеть переодеться к чаю, — сказала я.

Недалеко от того места, где мы занимались, из травы поднялась фигура, и я с изумлением узнала Питера Нэнселлока.

Когда мы подъехали к нему, он захлопал.

— Вот и закончился ваш первый урок, — воскликнул он, глядя на меня. — И прекрасный урок, между прочим. Я не знал, что, помимо талантов, вы еще и прекрасная наездница.

— Вы видели, как мы занимались, дядя Питер? — спросила Элвина.

— Я наблюдал за вашими успехами последние полчаса. Невозможно выразить словами мое восхищение. Элвина робко улыбнулась:

— : Вы в самом деле восхищались нами?

— Как ни велико искушение одарить комплиментом двух прекрасных дам, — произнес он, положив руку на сердце и склонившись в элегантном поклоне, — я никогда бы не позволил себе солгать.

— До этого момента, — сухо парировала я. Заметив, что радость на лице Элвины погасла, я сказала:

— Не вижу ничего достойного восхищения в желании научиться ездить верхом. Тысячи людей занимаются этим каждый день.

— Но никогда еще этому искусству не обучали с таким изяществом, и никогда еще им не овладевали с таким терпением.

— Твой дядя большой шутник, Элвина, — вставила я.

— Вы правы, — ответила с грустью Элвина.

— Интересно знать, пригласят ли меня на чашку чая в классную?

— Вы пришли повидаться с мистером Тре-Меллином, не так ли? — спросила я.

— Я пришел для того, чтобы выпить чаю с вами, дорогие дамы.

Элвина внезапно рассмеялась; было заметно, что она не осталась равнодушной к обаянию этого человека.

— Мистер Тре-Меллин уехал из Маунт Меллина сразу после обеда, и я не знаю, вернулся ли он.

— Когда кошки дома нет, мышам раздолье, — протянул он негромко, окинув меня с ног до головы взглядом, который иначе как наглым не назовешь.

Я холодно произнесла:

— Идем, Элвина, нам нужно немедленно возвращаться, если мы хотим успеть к чаю.

Я пустила свою лошадь легкой рысью, ведя за собой на поводу Кувшинку, и мы направились в сторону замка.

Питер Нэнселлок пешком отправился за нами, и когда мы достигли конюшен, я увидела его идущим в направлении дома.

Спешившись, мы с Элвиной оставили наших лошадей на попечение конюхов, а сами поспешили наверх.

Сняв амазонку и переодевшись в свое платье, я на мгновение задержалась у зеркала: я выглядела так же блекло и малопривлекательно, как это серое сукно. Рассердившись на себя из-за собственной глупости, я решила при первой же возможности узнать у миссис Полгрей, прилично ли мне пользоваться амазонкой. Боюсь, что сегодня днем я вела себя слишком импульсивно, забыв про свою привычную сдержанность, и всему виной был Коннан Тре-Меллин.

Взяв в руки черное платье, я собиралась повесить его в шкаф, как вдруг заметила на талии аккуратно вышитые буквы. «Элис Тре-Меллин», — прочитала я и невольно вздрогнула от неожиданности. Наверное, еще не раз мне придется столкнуться с подобными напоминаниями.

Теперь мне все стало понятно. Та комната была ее гардеробной, и спальня, в которую я заглянула краем глаза, была ее спальней. Как странно, что Элвина отвела меня туда и отдала мне одежду своей матери.

Мое сердце бешено колотилось. Как это глупо, сказала я себе. Где еще мы смогли бы найти современное платье для верховой езды? Уж, наверное, не в тех сундуках на чердаке, о которых говорила Элвина; та одежда годилась только для маскарада.

Я веду себя ужасно глупо, подумала я. Почему бы мне и не воспользоваться амазонкой Элис? Ей она уже не понадобится. А я привыкла донашивать чужую одежду, не так ли?

Смело взяв в руки платье, я повесила его в свой шкаф.

Что-то заставило меня подойти к окну и взглянуть на длинные ряды окон. Я пыталась угадать, которое из них было окном ее спальни, и, кажется, смогла его отыскать.

По спине пробежал холодок, я ничего не могла с собой поделать, но тут же постаралась взять себя в руки. Она должна быть рада, что я воспользовалась ее платьем.

Ну, конечно! Разве я не стараюсь помочь ее дочери?

Я понимала, что пытаюсь успокоить себя — ах, как это все глупо!

Куда девалось мое здравомыслие? Что бы я ни говорила себе, как бы я ни пыталась себя успокоить, нельзя было отрицать — мне было бы легче, если бы это платье принадлежало кому угодно, но не Элис.