Госпожа зельевар

Берта смотрела на кота с высшей степенью одобрения. Щелкнув пальцами, я отправил убирающее заклинание, которое окутало крысу туманом. Тяжело дыша, прижав к груди руку, Линда опустилась на скамью, а кот важно поднял голову и произнес:

– Вот еще чего не хватало, нравиться ей! Это такой тебе от меня намек: будешь на мою хозяйку клеветать, вон чего тебе будет!

С этими словами он спрыгнул со скамьи и важно прошагал в сторону хозяйки. Делла подхватила кота на руки и громко сказала:

– Простите его, пожалуйста! Он не всегда такой вредный.

Кот на это мурлыкнул и потерся лбом о руки хозяйки, словно хотел сказать: “Вот он я, какой молодец. Люби меня, хвали меня!”

Глава 4

Делла

Над зельем невидимости мы провозились три часа после обеда, наварили несколько больших котлов, которые сразу же уволок завхоз Фаунс, и, когда дело дошло до календарно-тематического планирования, я поняла, что вымоталась в край, и больше ничего не могу. На помощь пришел Патрик: скользнув в лабораторию бесшумной черной тенью, он оценил черепа и скелеты в стеклянных витринах, осмотрел коробочки с ингредиентами в шкафу и, запрыгнув мне на колени, сообщил, глядя на Бена:

– Ты вот что, кучерявый. Ты давай-ка заканчивай мою хозяйку гонять, она и так уже еле дышит. Давай, перерыв устраивай! И нечего на нее таращиться, мы ее за мясника отдадим, а не за кого попало.

Я смутилась, а Бен покраснел сильнее семян адохлеба. Кот, довольный произведенным эффектом, спрыгнул на пол, прошествовал к небольшому дивану и сразу же уснул среди подушек. Мы переглянулись, и Бен негромко сказал:

– Я не таращусь.

– Знаю, – ответила я. – И ты не кто попало. Но может, и правда сделаем перерыв? Ты что-то говорил по поводу пирога?

Бен улыбнулся и, оставив кота спать, мы вышли из лаборатории. Шагая рядом с Беном по коридору, я думала, что как-то провалилась в свое прошлое, когда училась в колледже и вот так же выходила с занятий, пропитавшись запахом зелий. Мир снова был правильным, и я в нем занималась тем, что мне нравилось, тем, чего я хотела.

– А это куда ведет? – спросила я, увидев, как от основного коридора ответвляется боковой. Там было сумрачно и тихо, и на мгновение мне показалось, что в сером безмолвии что-то ворочается. Невольно сделалось тоскливо.

– В картинную галерею, ее создал прошлый ректор, – объяснил Бен и прибавил шага. Навстречу шел один из ассистентов, мы поздоровались и неприятное чувство, что кто-то смотрит в спину, рассеялось. – Все картины там живые. Видела когда-нибудь такие?

– Ни разу, только слышала, – живые картины и правда были чудом. Художник рисовал, например, пейзаж, а затем заклинанием отделял крохотный кусочек мира и поселял в полотне. Зрители смотрели и чувствовали запах ветра над степью или слышали шум волн. Если живым был портрет, то человек на нем мог, например, улыбнуться.

– Месяц назад как раз новую картину привезли. Подарил отец Линды.

Вспомнился сегодняшний фокус Патрика и визг прекрасной барышни. Впрочем, теперь она не казалась мне настолько прекрасной: просто девушка из достойной и благородной семьи, которой никогда не приходилось надевать заштопанные чулки.

– А промертвие не могло приехать в такой картине? – предположила я. – С учетом того, что в министерстве магии не любят господина ректора.

Бен рассмеялся. Чем больше времени мы проводили вместе, тем спокойнее и вольнее он себя чувствовал и уже не смотрел смущенным взглядом исподлобья.

– Нет, это совершенно невозможно, – ответил он, и мы вышли на лестницу, похожую на туго сжатую пружину. – Нельзя поместить промертвие в картину, оно просто не позволит это сделать.

Я кивнула. Лестница привела нас к дверям и коридору, который вывел к мягкому сиянию фонариков и темному плющу над входом в кафе. Среди плюща возились караванские феи – крошечные, с радужными хрустальными крылышками, они укладывались спать. Бен открыл дверь, пропуская меня в кафе, и произнес:

– Пирог у них просто всем на зависть.

Кафе не пустовало: за столиком в дальнем углу я увидела ректора в компании с Линдой, и неприятное ощущение царапнуло меня острым коготком. Линда в очередной раз сменила платье – на этот раз выбрала темно-синее, с пояском под грудью: мягко струясь, оно окутывало ее фигуру, словно ровный поток воды. Но Робину Эверарду, кажется, были безразличны ее прелести – он угрюмо откинулся на спинку стула, словно хотел быть подальше от своей спутницы, и изучал какие-то бумаги. Одним словом, не выглядел так, словно у них свидание.

Почему-то меня это обрадовало. Когда открылась дверь, Робин и Линда обернулись к нам: мы поздоровались, Бен провел меня к столику возле окна, откуда открывался удивительный вид на поля и гребни лесов до самого горизонта. Перед нами тотчас же возникли чашки чаю и тарелки с горячим вишневым пирогом, и официант поинтересовался:

– Может быть, вина?

– Нет-нет, чаю достаточно, – торопливо ответил Бен и, когда официант отошел, объяснил: – Стоит выпить хоть глоток, сразу же рука отнимается.