Читаем Госпожа Женни Трайбель, или «Сердце сердцу весть подает» полностью

Для Шмидта это была одна из любимых тем, развивая ее, старый романтик - а романтизм в нем преобладал над всем прочим - мог показать себя во всем блеске. Но нынче ему никак не удалось оседлать своего конька, ибо, прежде чем он успел выдвинуть основополагающий тезис, из прихожей донеслись голоса, и в комнату вошли Марсель и Коринна, Марсель - смущенный и словно бы сердитый, Коринна - по-прежнему в отменном настроении. Она подошла к Дистелькампу, тот был ее крестным отцом и всякий раз отпускал ей какой-нибудь комплимент, потом подала руку Этьену и Фридебергу и, наконец, подошла к отцу и от души его расцеловала, после того как он, по ее требованию, вытер рот салфеткой.

- Ну, детки, что скажете? Садитесь к нам. Места для всех хватит. Риндфлейш написал, что не будет… «Греческое общество»… а два его бесплатных приложения отсутствуют без объяснения причин. Но более ни одной шпильки, я обещал исправиться. Итак, ты, Коринна, сядешь рядом с Дистелькампом, а ты, Марсель, между мной и Этьеном. Приборы Шмольке сейчас принесет, я надеюсь… Так, так, вот и хорошо. Совсем другой вид! Когда между гостями зияют пустоты, мне всякий раз мерещится дух Банко. Но ты, Марсель, благодарение богу, ни в чем с Банко но схож, а если и схож, то умеешь прятать свои раны. Теперь ?ассказывайте! Как поживает Трайбель? И как поживает моя приятельница Женни? Пела ли она нынче? Готов подбиться об заклад, что была исполнена традиционная моя песня, где есть знаменитая строка: «Сердце сердцу весть подает», и в сопровождении Адолара Кролы. Ах, если бы я мог читать у него в душе! Впрочем, он, вероятно, воспринимает все это более кротко и терпимо. Кого ежедневно зовут на два обеда и кто принимает по меньшей мере полтора приглашения… но ты позвони, Коринна.

- Нет, уж лучше я сама схожу. Шмольке не любит, когда ей звонят, у нее свои представления о том, какие обязательства налагает на нее собственное достоинство и память мужа. Я даже не знаю, вернусь ли я, боюсь, что нет, вы уж меня извините. Кто провел день у Трайбелей, тому лучше обдумать, как оно все было и что при этом говорилось. А рассказать вам может и Марсель, он вполне меня заменит. Я только одно упомяну: моим соседом по столу был один очень интересный англичанин, а если кто из вас не поверит, что он был такой уж интересный, мне достаточно просто назвать его имя - его звали Нельсон. А теперь да хранит вас господь! - С этими словами она ушла.

Подали прибор для Марселя, и когда последний, чтобы не портить дядюшке настроение, попросил дать ему на пробу самого отборного рака, Шмидт сказал:

- Ну, принимайся за дело. Артишоки и раков можно есть в любое время, даже после обеда у Трайбелей. Можно ли то же сказать об омарах, надо еще выяснить. Я лично всегда их ем с удовольствием. Забавно, что человека всю жизнь сопровождают такого рода вопросы, они только меняются с возрастом. Пока ты молод, вопрос стоит так: «красивая или некрасивая», «блондинка или брюнетка», а когда молодость осталась позади, возникает вопрос, пожалуй, еще более важный: «омары или раки». Кстати, вопрос этот можно решить голосованием. Хотя, с другой стороны, нельзя не признать, что в голосовании есть нечто мертвое, формальное, и вдобавок сегодня оно меня никак не устраивает: я хотел бы втянуть Марселя в разговор, а то он сидит с таким видом, будто у него урожай градом побило. Итак, предпочтительнее диспут. Скажи, Марсель, чему ты отдаешь предпочтение?

- Разумеется, омарам.

- «В дни юности легко понять, что право». С первого же раза почти все, кроме редких исключений, высказываются за омаров, хотя бы потому, что могут сослаться на авторитет кайзера Вильгельма. Но не думай так легко от меня отделаться. Не спорю, когда перед тобой на тарелке лежит омар, и вдобавок дивная красная икра, символ обилия и плодородия, вселяет в тебя уверенность, что «омары вечно не переведутся», до скончания века и после того…

Дистелькамп искоса посмотрел на своего друга.

- …повторяю, вселяет в тебя уверенность, что до скончания века и после того смертные будут вкушать сей божий дар, Да, друзья, когда через омаров проникаешься ощущением бесконечности, тогда гуманистическое начало, во всем этом заложенное, без сомнения, идет на пользу как омару, так и нашему к нему отношению. Ибо всякое человеколюбивое движение сердца - и по этой причине следовало бы культивировать человеколюбие хотя бы из эгоизма - неизбежно влечет за собой усиление здорового и в то же время утонченного аппетита. Добро всегда имеет свою награду в себе самом, что бесспорно…

- Но…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор
Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза