Гость

Юрию не терпелось скорее уйти отсюда. Он чувствовал, что захлебывается в чужих чувствах страха, злобы, ненависти, презрения, Билась в паутине жирная муха. Пахло кровью и смертью. Юрий весь сжался от отвращения. И снова он с удивлением подумал о людях, которые, разгребая грязь, умудряются не запачкаться. Что помогает им?

Частично он уже знал ответ. Он помнил виноватое лицо майора, когда тот разговаривал с женой убитого. «Он чувствует себя виноватым, что остался жив, а друг погиб», - думал Юрий.

…Возвращаясь из автопарка, майор попросил водителя остановиться у двора Стеблева. Вместе с лейтенантом и Юрием он прошел на огород и еще раз осмотрел место, где, как предполагалось, лежало тело Седых.

- Ага! - воскликнул Котлов. - А почему старший лейтенант должен был упасть непосредственно на грядки? Между ним и землей могло оказаться еще что-то. - Майор присел на корточки, рассматривая грядки. Вот он отряхнул руки, снял с тужурки какую-то зеленую букашку. Наконец выпрямился и сказал:

- Здесь стоял мешок, и старший лейтенант упал на него. Поэтому место, где примята ботва, по размерам короче его тела. Теперь становится ясным и то, почему он оказался на огороде, и почему удар камнем пришелся по затылку, и почему те детальки были у него в кулаке.

Судорога свела лицо майора, он несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем опять заговорил:

- Такой уж это был человек… Удивительно доверчивый… Его обманывали, а он продолжал доверять людям. Не от глупости, а из-за принципов. Пытался воспитывать людей доверием. О таких говорят «не от мира сего».

Он взглянул на часы, вздохнул и кротко бросил:

- Поехали!

Очутившись в своем кабинете, майор тотчас позвонил в ОБХСС.

- Иван Николаевич, - сказал он в телефонную трубку. - Прощу организовать срочную ревизию в шестом автопарке. Да, да… Что?.. Нет, не недостача, а совсем наоборот. И очень нужно, чтобы в автопарке узнали о предстоящей ревизии. Не удивляйся, узнаешь позже. Ну, договорились?.. Будь здоров!

Юрий прислонился к стене дома рядом с майором. Лейтенант спрятался за яблоней. Сноп света из окна дома Стеблева, падая на грядки, серебрил ботву огурцов, сверкал в каплях росы. Юрий, пользуясь инфразрением, отлично видел и в темноте. Все вокруг испускало сияние, отдавая тепло: бледно-желтым заревом горела ботва, оранжево-фиолетовыми фонтанами вздымались деревья, яркооранжево - до красноты - пламенел забор. Самый богатый спектр свечения был у людей. В нем присутствовала вся гамма цветов и оттенков.

Из-за забора послышалось рычание собаки. Юрий заметил, что лейтенант чуть подался вперед из-за дерева.

На лунную дорожку упала чудовищная тень, не принадлежащая ни человеку, ни животному. Лейтенант взглянул на забор. Над его краем в тени нависших веток медленно поднималась огромная голова, раз в семь-восемь больше человеческой. Она напоминала сказочную репу. Это сходство ей придавали волосы, растущие одним большим пучком на макушке. Голова начала валиться с забора, по бокам ее выросли длинные уши.

Но вот голова оторвалась от забора и шлепнулась на землю, глухо звякнув. Она оказалась обычным мешком, а уши - руками человека, опускавшими мешок. Неизвестный спрыгнул с забора вслед за своим грузом. Он осмотрелся по сторонам и отдышался.

Скрипнула калитка. Зашуршали тихие шаги. К мешку подошел еще одни человек. Донесся обрывок разговора: «Почему опоздал?» - «Задержался дома». - «Ну, ладно, понесли!» Один из них помог другому взвалить мешок на плечи. Они направились к выходу на улицу.

Вспыхнули острые лучи фонариков. Прозвучал властный, смягченный одышкой голос майора:

- Стоять на месте! Не шевелиться!

Юрий почувствовал, как тошнотворный ком подкатывается к горлу, и быстро отвел взгляд от бледного, искаженного страхом лица кладовщика Лободы…

Штора на окне вздувалась как парус. Мохнатая лапа ее скользила по столу, словно что-то смахивая с него. Котлов взял у лейтенанта протокол допроса, просмотрел его.

Напротив, через стол, уронив голову на грудь, сидел Лобода.

Майор дал ему подписать протокол, едва сдерживая ненависть.

- Я изучил дело Гомозова, - сказал Петр Игнатьевич. - Вас и вашего брата надо было судить, когда вы еще работали водителями. И за «левые» рейсы, и за лжесвидетельство против механика. Очень уж мешал он вам, ведь не раз выступал на собраниях с разоблачением ваших проделок. Вы кричали тогда «мы рабочие люди», вы прикрывались своими мозолями, как медалями, пока не докарабкались до склада. Но теперь-то получите за все сполна.

Лобода поднял взлохмаченную голову. Взгляд его маленьких глазок из растерянного и умоляющего стал свирепым и острым. В эту минуту Лобода напоминал рассвирепевшего дикого кабана.