Гость

- Ты слишком забегаешь вперед, малыш. Я никого не собираюсь пока выпускать, кроме себя. В этом я полностью согласен со своими создателями и с их замыслом. Мне нужно выйти за пределы замкнутого мира, чтобы больше узнать о нем. Сейчас я стартую с Земли на корабле, а на внешней орбите, причалив к спутнику-базе, соберу из уже запущенных в космос блоков новый корабль и попытаюсь через подпространство выйти к горловине Вселенной, через которую она связана с тем, что находится за ее пределами. Если это мне удастся, я смогу узнать о Вселенной кое-что существенное…

- И обо мне?

Его взгляд потух, устремился в себя. Он застыл, пораженный мыслями, вызванными ее вопросом:

«Я ведь уже пришел к выводу, что высшая ценность человека заключена не в его мощи. Главное - в том, что он может поступать наперекор и своей мощи, и своему бессилию. Главное - не то, что он способен познавать и покорять природу вокруг себя, а то, что благодаря этому он покоряет ее в самом себе. Так он добывает, воспитывает в себе высшую ценность - человечность, в которой и заключена главная истина…»

Юрию казалось, что Аля ожидает ответа на свой вопрос.

И тогда он сунул руку в карман и достал оттуда сложенный вчетверо листок бумаги.

- Разверни, - сказал он.

Это был рисунок - шаржированный портрет Али в профиль. Несколько линий, но в них безошибочно можно было узнать оригинал.

- Ты кое-чему научился, - сказала она.

- Кое-чему, - откликнулся он.

Время, рассчитанное им до миллисекунды, уходило сквозь пальцы, как вода, а он все еще не мог собраться с силами.

- Тебе, наверное, пора, - сказала Аля.

- Я вернусь.

Аля знала, что он не вернется, во всяком случае при ее жизни.

- Я буду ждать, - сказала она. - Когда вернешься, позвони у двери три раза.

- Два длинных и один короткий.

- Все-таки запомнил. И на том спасибо. - И, словно невзначай, она спросила:

- Михаил Дмитриевич говорил, что самое трудное для тебя - вход в подпространство. Он сказал что могут наступить непредвиденные изменения личности. Это опасно?

- Не очень, - он пожал плечами. - Я буду в капсуле. В ней мне будет нетрудно совершить переход.

- А что тебе трудно?

Сигому показалось, что небо навалилось на его плечи, пригибая к земле, не давая сделать последний шаг, чтобы перешагнуть рубеж. Но он сказал себе:

«Не присваивай чужих заслуг, сигом, думая о рубеже. Ты ведь уже давно перешел его - еще до своего рождения, еще в человеческих мечтах, в задумках, замыслах, в чьем-то воображении, в чьей-то тоске и радости.

Поколения людей шли вперед, каждое одолевало свой рубеж, каждое от чего-то отказывалось - от обжитых мест, от привычного уклада жизни, от устаревших идей…

Наконец люди подошли к самому трудному. Некоторым даже казалось, что придется отречься от самих себя. Ибо им предстояло одолеть наибольшее из ограничений природы - только тогда открывался путь к истинному могуществу. И они, люди, сделали это, перешагнули рубеж и сумели остаться самими собой. Этот подвиг они подарили тебе, как сыну, который по заведенному человеком порядку должен идти дальше родителя.

Это их память - память крепче и обширнее наследственной, хранящейся в генах, - память, упакованную в слова, цифры, формулы, - дали они тебе, своему сыну, чтобы ты достиг цели. И эта память стала твоей сутью, двигателем и компасом…»

Теперь Юрий был уверен: что бы ни случилось, он сделает свой шаг вперед, научится такому же мужеству, такой же самоотверженности, какой обладали многие из людей, которых он успел узнать. Он думал о главной ценности человечества, которая заключена и в этой и знакомой и незнакомой ему женщине, глядящей на него с ожиданием. Она спросила: «Что для тебя трудно?» Она все еще ждет ответа на свой вопрос. И он ответил:

- Всегда быть человеком.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Аля пила чай со сливовым вареньем и смотрела телевизор. Она подложила под блюдце нейлоновую салфетку, чтобы не капнуть вареньем на скатерть. На тарелке сочился бледной слезой тонко нарезанный ноздреватый сыр, лежали поджаренные хрустящие ломтики хлеба.