— По мнению этого типа, нет ничего страшного в том, что женщина подверглась насилию. А может быть, он так не думает, а просто считает, что недопустимо выносить сор из избы.
— А вы к чему склоняетесь больше? — спросила Харпер, подсаживаясь к Ричеру.
Элисон перевела взгляд на нее.
— Право, не знаю. На мой взгляд, середины нет. Или женщина глотает позор молча, или поднимает страшный шум.
— Вы не пытались найти середину?
Она покачала головой.
— Я — живое доказательство того, что середины быть не может. Я просто взорвалась. У меня середины не было. По крайней мере, я ее не видела.
— Кто это был? — спросил Ричер.
— Один полковник по фамилии Гаскойн, — сказала Элисон. — Он всегда вел себя как кусок дерьма, когда к нему обращались по личному делу. Я обратилась к нему по поводу перевода в другое место. Ходила к нему пять раз. Я не проповедовала идеи феминизма. И политика тут была ни при чем. Мне просто хотелось заниматься чем-нибудь более интересным. По правде говоря, я считала, что армия растрачивает без пользы хорошего солдата. Потому что я была хорошим солдатом.
— И чем кончилась история с Гаскойном? — поинтересовался Ричер.
Элисон вздохнула.
— Я оказалась застигнута врасплох. Сперва подумала, что он просто шутит.
Она помолчала. Отвела взгляд.
— Он предложил мне попытаться еще раз, но без униформы. Я решила, он просто хочет пригласить меня в город, в какой-нибудь бар, в штатской одежде. Однако потом Гаскойн ясно дал понять, что я должна снять форму прямо сейчас, у него в кабинете.
— Не слишком приятное предложение, — заметил Ричер.
Элисон поморщилась.
— Ну, Гаскойн подвел к этому исподволь. Сначала он все обращал в шутку, как будто заигрывал со мной. Я даже не обратила на это особого внимания. Он мужчина, я женщина, чему тут удивляться? Но затем Гаскойн решил, что я слишком непонятливая, и внезапно скатился в непристойность. Описал мне, что я должна делать, понимаете? Поставить правую ногу на один угол его стола, левую — на другой, заложить руки за голову и простоять так без движения полчаса. А потом согнуться пополам, представляете? Как в порнофильме. И тут меня охватила такая злость, что я взорвалась, как атомная бомба.
Ричер снова кивнул.
— И вы ему хорошенько врезали?
— Разумеется.
— Как Гаскойн на это отреагировал?
Элисон улыбнулась.
— Он растерялся. Не сомневаюсь, он проделывал это уже не первый раз, и до сих пор ему все сходило с рук. Думаю, он удивился, увидев, что правила игры переменились.
— А не может ли этот Гаскойн быть тем самым убийцей?
Она решительно покачала головой.
— Нет. Мы имеем дело с человеком смертельно опасным, правильно? Про Гаскойна этого никак не скажешь. Он был старым, уставшим, бесполезным, разочарованным. Джулия сказала, что убийца умен и изобретателен. А Гаскойн неспособен проявить инициативу, понимаете?
Ричер снова кивнул.
— Если психологический портрет, составленный вашей сестрой, верен, скорее всего, речь идет о человеке, который держался в тени.
— Совершенно верно, — согласилась Элисон. — Возможно, сам он не был ни в чем замешан. Лишь наблюдал со стороны, а затем в нем вскипел праведный гнев.
— Если психологический портрет, составленный Джулией, верен, — повторил Ричер.
Последовала короткая пауза.
— Очень большое «если», — заметила Элисон.
— У вас есть сомнения?
— Вы прекрасно это знаете. И я знаю, что у вас тоже есть сомнения. Потому что мы с вами мыслим одинаково.
Харпер подалась вперед.
— Что вы хотите сказать?
Элисон ответила не сразу.
— Я просто не могу себе представить, чтобы военный пошел на такие хлопоты ради подобного дела. Это какая-то бессмыслица. В армии правила меняются постоянно. Пятьдесят лет назад считалось нормальным издеваться над чернокожими, но сейчас это не так. Считалось обычным делом издеваться над азиатами, но и этого теперь нет. И таких случаев было множество. Сотни людей изгонялись из армии за подобные провинности. Президент Трумэн покончил с расовой сегрегацией в армии, но никто и не подумал начать отстреливать чернокожих, подававших жалобы на белых командиров. А здесь мы имеем дело с какой-то странной реакцией. Я не могу ее понять.
— Быть может, противостояние мужчин и женщин является более фундаментальным.
Элисон кивнула.
— Возможно. Я не знаю. Но, как сказала Джулия, все жертвы относятся к одной очень специфической категории, так что это обязан быть военный. Кто еще мог идентифицировать всех нас? Однако военный этот чертовски странный, это точно. Мне таких встречать не доводилось.
— В самом деле? — спросила Харпер. — И вам никто не угрожал, никто не делал никаких замечаний?
— Ничего существенного не было. Так, обычный мелочный вздор. Я ничего не могу вспомнить. Я даже летала в Квантико и дала Джулии загипнотизировать меня на тот случай, если у меня в подсознании что-то осталось, но, по ее словам, я так ничего и не вспомнила.
Снова наступило молчание. Смахнув со стола воображаемые крошки, Харпер кивнула.
— Хорошо. Значит, мы напрасно сюда приехали?
— Извините, ребята, — развела руками Элисон.