Гость

Мягко щелкнул тумблер. Зашипела по-змеиному лента, потом зазвучали четкие команды, произнесенные знакомыми голосами сотрудников лаборатории: «Приготовить к девяти ноль-ноль для опыта четырех обезьян из вольера номер три». «Закончить ремонт холодильной камеры». «Подготовиться по шестой программе к синтезу белка».

Александр Николаевич перемотал назад ленту. Еще раз послушал последнюю команду. Подготовка по шестой программе предусматривала включение центрифуг, газовых хроматографов, шкафов Вейля и другой аппаратуры. Должно было прозвучать окончание команды: «Остаток синтезированного материала убрать в шкаф и опечатать». Но этой фразы не было. Неужели могли забыть обязательное условие при синтезе белка: весь остаток его после опыта надлежало убирать в специальные шкафы-термостаты и затем каждый шкаф опечатывать.

Александр Николаевич поставил другую ленту, услышал характерные щелчки, тихое завывание ультрацентрифуг. Иногда раздавались шаги и голоса роботов, согласующих свои действия друг с другом. Все эти звуки служили подтверждением того, что роботы безукоризненно выполняли задание. Не было соблюдено лишь одно условие о возвращении остатка белка в шкафы-термостаты, предусмотренное правилами техники безопасности.

Ученый послушал и другие ленты-памятки за неделю. Они свидетельствовали о нормальном ходе экспериментов.

«А может быть, я ошибаюсь потому, что слишком боюсь ошибиться?»

Чтобы рассеять сомнения, ему приходилось снова и снова прокручивать ленты.

Он услышал фразу, произнесенную машинально своим заместителем по лаборатории: «Приготовить питание!»

Вместо ответа «Задание понял» прозвучал вопрос Льодика: «От сети или от аккумуляторов?»

«Я имел в виду питательную смесь».

«По какой программе?»

У Александра Николаевича задрожали пальцы, и он никак не мог перевести рычажок. «Льодик неверно понял слово «питание», — думал он. — Робот спросил: «От сети или от аккумуляторов?» В ином контексте слово «питание» нужно специально разъяснять роботу, особенно роботу-лаборанту. И поправку «питательная смесь» Льодик мог воспринять совсем иначе, чем предполагал Михаил Дмитриевич. Ох уж этот Михаил Дмитриевич, этакий рассеянный тихоня с оленьими глазами! Сколько его ни одергивай, сколько ни вытаскивай буквально за волосы из философских раздумий, он все равно погружается в них по всякому поводу. Ему, видите ли, важнее всего «то, что стоит за вещью». И ведь каким упрямым — тихоня! — умеет быть, когда хочет настоять на своем! Разве ему десятки раз не говорилось, чтобы он не употреблял в приказах роботам неоднозначных фраз. «Питательная смесь»! Да ведь Льодик мог понять это выражение не как приказ о подготовке смеси аминокислот и физиологических растворов, а как приказ одновременно подключить питание от сети и аккумуляторов. Подобные случаи описаны в первом томе «Психоробики». Там есть специальный раздел с разъяснениями...»

Александр Николаевич напрягал память, пытаясь вспомнить нужный раздел. Он знал, что у него плохо развита ассоциативная память, и он может полагаться лишь на память логическую. Чтобы вспомнить, что было написано в разделе «Психоробики», ему нужно было представить хотя бы приблизительно, что там могло быть, вспомнить предыдущие разделы, расставить ориентиры.

Все операции по расстановке ориентиров он проделал тщательно и привычно, будто готовил рабочее место в мастерской, раскладывая инструменты. И напряженная память выдала первые фразы из «Психоробики»: «Силы убывали», «Он умирал от голода». Они приводились в качестве примеров. Понятные человеку даже без контекста, эти фразы для робота требовали длительных разъяснений. Более того, они вызывали недоверие к основным программам, если встречались в контексте, из которого можно было заключить, что человек находился там, куда достигали солнечные лучи или же имелась электроэнергия. В таком случае, — рассуждал робот, — что же мешало человеку зарядить свои аккумуляторы через энергобатареи или подключиться к источнику питания?

Чтобы таких «накладок» не возникало, нужно было знакомить робота с устройством человеческого организма.

«Итак, если Льодик неправильно понял команду о питательной смеси, — думал Александр Николаевич, — то он поступил уже не в соответствии с ней, а сообразно тому, как он ее понял...»

И снова ученому почудился чей-то тяжелый взгляд, царапающий затылок. Сдерживая себя, он медленно обернулся. Почти не удивился, никого не обнаружив. Все же еще раз внимательно осмотрел лабораторию. Взгляд заскользил по приборам, затем метнулся в стороны — в одну, в другую — и оцепенело застыл... Внимание привлек объектив телекамеры. Показалось, что камера слегка качнулась...

Александр Николаевич сделал несколько шагов. По голубой линзе объектива скользнула тень — камера повернулась...

Он проделал еще несколько маневров, пока не убедился, что объектив телекамеры «прилип» к нему...