Гость

Щеки Александра Николаевича вспыхнули, будто ему влепили пощечину.

— А детище-то в лицо не узнать, — добавил Тарнов и сразу перешел на деловой тон: — Мозг знал о задачах, для которых его создавали?

— Частично. Считалось, что он еще недостаточно созрел для самостоятельно функционирования.

— Считалось?

Александр Николаевич покрутил головой, будто ему был тесен воротник:

— Мы постоянно... — сипло произнес ученый и не узнал своего голоса. Прокашлялся и повторил теперь уже обычным голосом: — ...постоянно держали его под контролем, замеряли все параметры...

Он понял, что говорит не то, и сумел перестроиться:

— Мы только начали по-настоящему программировать его. Программа безопасности человека задана ему в зачаточном состоянии. Это должно вызывать наибольшее беспокойство.

— Вы предполагаете, что он будет долго знакомиться с окружающей средой?

— Он знал о внешнем мире очень мало. Человек для него — только один из объектов среды обитания.

Александр Николаевич наконец-то сумел поднять на полковника глаза. Сомневаясь, достаточно ли тот понял опасность, добавил:

— Как муравьи, черви, деревья, микробы...

— А разум человека? Разве он не примет его в расчет?

— Может быть, он уже выделил человека как наиболее интересный объект. Но ведь его мышление качественно отличается от нашего. И он может считаться с нами не больше, чем мы посчитались бы с человекообразными обезьянами, от которых произошли.

— И зверей, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове, — продекламировал полковник, поеживаясь, и это не укрылось от Александра Николаевича.

— От него можно ожидать каких угодно действий. Вряд ли он будет враждебен нам. Скорей всего он станет относиться к нам как к экспериментальным объектам.

— Но ведь он уже немало знает о нас.

— Вы имеете в виду его путешествия?

Полковнику почудился в словах ученого вызов, но он сдержал себя и спокойно сказал:

— И это тоже. Однако обобщенную информацию он мог почерпнуть и в другом месте.

— Библиотека?

— Он оставался в ней около трех часов. Как вы полагаете, сколько он успел прочесть и запомнить за это время?

— Не скажу точно, но, возможно, очень много. К сожалению, мы мало знаем о его избирательных способностях в отборе информации.

— Информация, заложенная в библиотечные книги, предназначается для людей... — задумчиво сказал полковник.

Они помолчали, думая об одном и том же.

— Какие же книги он успел прочесть, о каких эпохах, о каких людях? И какое впечатление у него осталось? Много бы я дал, чтобы узнать это...

— Мы можем высказать тысячи предположений! — В глазах полковника вспыхнули лукавые огоньки. — Нам остается только...

Александр Николаевич с надеждой взглянул на собеседника. Они услышали, как кто-то открыл наружную дверь из приемной и вошел в тамбур. Его остановил голос: «К полковнику сейчас нельзя».

Тарнов встал, направился к сейфу и на ходу закончил фразу:

— Поскорее найти его.

Александр Николаевич понял, что его слегка разыграли, и счел наилучшим поддержать шутку:

— Тем более что в его руках сейчас неплохой зооуголок.

— Вирусоуголок, — поправил ученого Тарнов ледяным тоном.

Полковник Тарнов и Александр Николаевич летели в Орел. Вместе с ними в кабине самолета находилось еще несколько человек: сотрудники полковника и заместитель Александра Николаевича по лаборатории Михаил Дмитриевич, невысокий, черноволосый, с ласковыми, немного печальными глазами. Полученное полковником Тарновым сообщение из Орла о случае с подростками и водителем автомобиля заставляло торопиться. Были приняты все меры страховки — к дому, где жила Алина Ивановна, стянуты подразделения милиции, через улицу, в доме напротив, у окон дежурили снайперы.

Когда сверхзвуковой самолет уже приземлился в Орле, Михаил Дмитриевич, молчавший всю дорогу, наклонился к Александру Николаевичу и тихо сказал:

— Что-то не нравится мне эта охота.

— Неудивительно. Уж больно «зверь» необычен, — с плохо скрытым раздражением ответил Александр Николаевич, вспоминая — в который раз! — что не кто иной, как Михаил Дмитриевич, был ярым поборником наибольшей свободы для супермозга.

— Охотилась лисица на волка, а волк — на медведя, — пожевав губами, проговорил Михаил Дмитриевич.

— Оставьте неуместные замечания. Это мы с вами выпустили его из клетки, — сказал Александр Николаевич и не удержался: — Уж теперь-то он обрел полную свободу воли. Так что лучше не вмешиваться в действия милиции, когда они исправляют наши ошибки.

— Самое главное при исправлении ошибок — не наделать их больше.

— А я и не знал, что мой заместитель — остряк и философ, — Александр Николаевич уже начинал «дымиться».

Он никак не мог простить своему заместителю двух повестей, написанных (как справедливо подозревал Александр Николаевич) в рабочее время. И вообще он не понимал, почему такой блестящий ученый, умеющий широко и в то же время логично мыслить, растрачивает свое время на коллекционирование марок и бабочек, на придумывание парадоксальных формул и «созерцание потолка».